У ворот преторианцы спешились, а ликторы повлекли своего легата в канаб. Сергий с удовольствием разминал ноги.

– Лучшее средство против геморроя, – внушал Гефестаю Эдик, – это пешие прогулки! Так что гуляй почаще – и не будешь ныть!

– Когда это я ныл? – озадачился сын Ярная.

– Было дело, – туманно, но очень веско сказал Чанба.

– Врешь ты все… – проворчал кушан.

В главных воротах их остановил дозорный. Опираясь на щит, он весьма красноречиво уткнул копье-гасту в грудь Сергию. Лобанов, так же молча, протянул дозорному квадратик кожи – пропуск с печатью префекта претории.

Легионер, удовлетворясь, убрал копье и, так и не сказав ни слова, махнул свободной рукой – путь, дескать, свободен.

Внутри кастра Дробета удивительно походила на расположение какой-нибудь военчасти. От главных ворот тянулась прямая и широкая виа преториа. Рядами вдоль нее шли казармы ауксиллариев,[41] выстроенные из кирпича и крытые черепицей, а дальше располагалась скола – помещение для военных занятий, казармы легионеров – с портиками! – и дома старших офицеров.

– Серый, глянь! – восхитился Эдик, заглядывая в казарму через распахнутые двери. – Тоже двухъярусные койки, как у нас! Помнишь?

– Помнишь… – рассеянно отозвался Роксолан.

Легион жил по издавна заведенному порядку. У казарм фракийской алы конники точили мечи, чистили доспехи. Насупленный декурион аккуратно вбивал гвоздики в парму – круглый кавалерийский щит, – приколачивая вощеную кожу. Из конюшен доносилось ржание. Возле турмовых котлов дежурные кололи дрова, обдирали свиную тушу, мешали булькавшее варево. Двое проштрафившихся кавалеристов без поясов, в подоткнутых туниках, скребли лопатами доски сортира, таскали воду, окатывали ею пол, драили, доскребываясь до древесины чистого белого цвета. Слышались возгласы:

– Минуций Нисет! К квестору![42]

– Что, деньги дают?!

– Беги давай!

– Бегу! Лечу!

– Пеликан!

– Чего?

– Когда сменяешься?

– С третьей ночной на первую дневную. А чего?

– Тьфу! Весталкина честь. Да Помпедий достал где-то неплохого винца…

– Критского?

– Ага, жди. Цекуба!

– Тоже ничего.

– Сальве, Процилий!

– Сальве…

– Кто это с тобой?

– Септимий Квадрат, старослужащий первой кентурии, первого манипула!

– Отставить, Септимий. Проходи, у нас по простому.

Мимо, сменившись с дежурства, прошагал легионер.

– Эй, служивый, – остановил его Сергий, – не подскажешь ли, где нам найти принцепса претории?

– Цереала, что ли? – проворчал легионер и хмыкнул без особой приязни: – С чего бы вдруг Цивика дакам занадобился?

– Я не слышу ответа, – очень спокойно сказал Лобанов. До того спокойно, что легионер поежился. Еще один боец, без шлема и панциря, в одной красной тунике, остановился и покачал головой:

– Ты опоздал! Принцепса срочно вызвали в Сармизегетузу – нового наместника ждут, что ли.

– Это плохо… – задумался Роксолан. – Так, а префект лагеря на месте?

– Почти! Он в ретентуру подался, я видел. Зовут Гай Косконий Ребил.

– Благодарю тебя, – церемонно сказал Сергий и повел своих дальше.

А дальше, на перекрестке, стояла принципия – штаб легиона. Неподалеку был устроен преторий, где размещалась резиденция командующего легионом – основательный двухэтажный домина. Напротив претория находился сакеллум, знаменное святилище, – там хранились значки когорт, легионная аквила и бюсты императоров. Ниже, в подвале сакеллума, держали кассу со сбережениями легионеров и вторсырье – ни гвоздей, ни обломков мечей в кастре не выбрасывали, металл ценился высоко.

– Крепко устроились римляне, – сказал Эдик, – надолго.

– Но не навсегда, – заметил Сергий.