Только сейчас Ромул заметил, как поредел римский строй. Солдат впереди вдруг рухнул на колени, и в образовавшийся просвет с боевым кличем прыгнул вражеский воин, застав юношу врасплох. Весь доспех противника состоял лишь из груботканой туники и фригийского шлема с закругленной макушкой, из оружия при нем был овальный щит с продольным ребром и ромфайя – странной формы меч с длинным изогнутым клинком. Фракийский пельтаст, с ужасом понял Ромул.

Не раздумывая, он прыгнул вперед, целя умбоном щита в лицо фракийцу; тот отбил атаку своим щитом, и несколько мгновений они обменивались ударами, пытаясь выиграть преимущество, – тщетно. Ромул тут же зауважал изогнутый фракийский меч, способный дотянуться до противника из-за щита и нанести серьезные увечья: сердце не отстучало и дюжины ударов, а Ромул уже чуть не лишился глаза и с трудом ушел от опасного удара в бицепс.

В ответ Ромулу удалось рассечь противнику правую руку, и он довольно ухмыльнулся – с такой раной, пусть и не смертельной, уж точно не погеройствуешь. Из пореза хлестала кровь, стекая к рукояти меча, фракиец после каждого выпада разражался проклятиями: его удары, как и удары Ромула, приходились лишь в щит противника. Вскоре фракиец уже морщился при каждом замахе – и юноша не стал терять время.

Выставив левую ногу и двинув щит вперед, он взмахнул гладиусом – меч прочертил в воздухе мощную дугу, угрожая снести пельтасту голову: тому оставалось или отбить удар, или лишиться правой половины лица. Железные клинки скрестились, высекая сноп искр, меч Ромула отклонил ромфайю к земле, и, когда фракиец застонал, Ромул понял, что победил: надо лишь не упустить миг, пока враг обезумел от боли. Тем же движением юноша прянул вперед, налегая на щит всем телом.

Пельтаст не сдержал натиска – потеряв опору под ногами, он попятился и упал, выронив меч. Ромул тут же навис над ним, занеся для удара правую руку и бросив на противника мимолетный взгляд – так глядит на жертву палач, успевающий заметить в ответ лишь расширяющиеся зрачки. Мгновенный удар гладиуса – и фракиец затих навсегда.

Рывком выпрямившись, Ромул поднял скутум как раз вовремя: павшего врага сменил длинноволосый бородач в римском военном платье. Еще один из людей Габиния.

– Предатель, – прошипел Ромул. – Воюешь против своих?

– Бьюсь за свою родину, – рявкнул тот по-латыни, подтверждая догадку Ромула. – А вас-то сюда на кой занесло?

Ромул, уязвленный его словами, не нашелся с ответом.

– Вслед за Цезарем, – бросил разговорчивый легионер. – Лучшим полководцем на свете.

В ответ послышался смех, и Ромул не стал терять время: рванувшись вперед, он нацелил меч врагу в шею – над вырезом кольчуги – и вонзил клинок глубоко в горло. Противник с воплем упал, Ромул поверх его головы мельком глянул на вражеское войско – и тут же об этом пожалел. Египетская армия занимала все видимое пространство и неуклонно двигалась вперед.

– Сколько тут наших когорт? – спросил Ромул. – Четыре?

– Да. – Легионер вновь стоял с ним плечом к плечу. Строй редел на глазах, они были уже в первой шеренге и вместе с Тарквинием и остальными готовились принять следующий удар: на них шла очередная волна легионеров и легковооруженных нубийцев. – Правда, все неполные.

Новые противники – чернокожие воины в набедренных повязках, кое-кто с длинным пером в волосах – держали в руках большие овальные щиты, обтянутые кожей, и копья с широким наконечником. На тех, кто побогаче, красовались узорные головные повязки и золотые наплечные браслеты, за ткаными поясами виднелись короткие мечи, в руках – удлиненные луки, за левым плечом – колчаны. Зная расстояние, покрываемое римскими дротиками, вражеские воины остановились за полсотни шагов и неспешно наложили стрелы на тетиву. Их товарищи ждали.