– У вас довольно небольшой коллектив, состоящий из пяти человек. Но, к сожалению, одного из вас мне не удалось сегодня проконсультировать. Может, вы мне расскажете о Сусликове Андрее?

– Да, конечно, я все понимаю. – Он радостно подобрался, словно обсуждение других людей принесло ему облегчение. – Этот молодой человек поначалу произвел на меня и на коллег приятное впечатление, но со временем мы разглядели в нем нотки протеста, некоего застоя в мыслях, делах и поступках. Мне бы не хотелось чернить чужого человека, но с ним явно что-то не так. Эдакое легкомысленное отношение к нашему общему делу, если позволите так выразиться.

Все, что мне удалось выудить сегодня на допросе-консультации, – это категорично настроенное отношение сотрудников к одному из коллег. Я также была уверена, что Барышкину с таким громким скандалом было бы лучше обратиться непосредственно в полицию и наплевать на репутацию.

Под подозрение все равно попадают все сотрудники от уборщиц до охраны. И первым подозреваемым становится, конечно, Сусликов. Необходимо найти его адрес и наведаться, если уже не поздно и он не сбежал куда-нибудь со шкатулкой кристаллов. Я также попросила Барышкина открыть мне то самое хранилище и прошлась по местам соприкосновения дактилоскопическим оборудованием. Киря и Гарик не откажут мне в услуге по обнаружению пальчиков, нужно заехать к ним сегодня же. Записи с камер Степан Петрович уже распорядился передать мне инкогнито. Одну флешку передал сразу, а записи из лаборатории пообещал перебросить на почту.

В общем-то, дело обрело немного полупрозрачные очертания, но все же незаполненных пробелов оставалось довольно много.

Возвращаясь почти в десять вечера домой из полицейского участка, я с удивлением обнаружила корзинку цветов у себя под дверью. Пышные желтые розы приятно ласкали взгляд. Внутри виднелась записка, но я решительно проигнорировала ее. От розовой бумажки так и веяло шармом Сергея. Я прекрасно осознавала, что записка является некой границей между нами, переходить которую я пока была не в состоянии. Какая-то трусливая Таня засела за колючей оградой, обнесенной вокруг сердца, она-то и не пускала поддаваться на провокации романтического настроя.

Весь оставшийся вечер, проведенный мной до полуночи за чилийским кофе, неустанно напоминал об одинокой корзинке, оставленной в прихожей у порога. Так не пойдет! Нужно занять себя чем-то. И если нормальный человек лег бы спать в час ночи, то мне пришла в голову прекрасная мысль немного поработать.

Загрузив данные флешки в компьютер, я принялась изучать видеоматериал.

Вот съемка недельной давности: «Добродеев выходит из лаборатории и направляется в туалет, потом заходит снова в лабораторию, выходит, идет в хранилище и снова в лабораторию, через три часа выходит из лаборатории, сворачивает по коридору направо и возвращается через час» – все логично, пришел на работу, помыл руки, забрал материал из хранилища, пошел работать дальше.

Я просмотрела записи за все дни, что мне предоставили, и ничего подозрительного не обнаружила. Обычная работа увлеченных своим делом людей. Нужно лишь взять план здания у Барышкина и еще раз отсмотреть материал с точным определением передвижения сотрудников. Так или иначе, как и утверждал Барышкин, каждый сотрудник имел доступ к хранилищу. Я не удивлюсь, если Киря предоставит мне завтра соответствующий дактилоскопический отчет.

Утром, застав меня за завтраком, зазвонил телефон. Ожившая после трудной субботы Ленка была во всеоружии.

– Тань! Ты прости меня, – начала она издалека. – Но он сам позвонил! Ты помнишь, я заполняла анкету пациента? Вот там и указала свой номер. Ты не обижаешься?