— Мы обвиняем дочь в эгоизме, а сами только и думаем о том, как бы не потревожить наше уютное семейное счастье. Я не хочу, чтобы Лиза осталась одна, наедине со своим даром, который сильнее её разума. Она не виновата в том, что её настоящий отец был эльфом. Это моя и только моя вина!

— Это и не твоя вина тоже! Так сложилась наша жизнь, в то время мы не вольны были выбирать. — Лекарь обнимал жену и с ненавистью поглядывал в сторону забытых на столе браслетов. — Мне хотелось, чтобы у наших детей обязательно был выбор. Они не видели войны и лишений, выросли среди цветущих садов и зелёных полей. А теперь мы сами пытаемся забрать у дочери ту жизнь, которую она любит, и заменить её на какое-то «благо», о котором сами не имеем понятия. Мы ведь не знаем, что значит для мага жить без его дара, что значит жить с нелюбимым человеком…

— Мы всё ещё можем отпустить её, Эдвин. Ещё не поздно всё исправить, — всхлипнула Сония. — Трир далеко и не подчиняется Ордену Инквизиции, а магистру Тэрону можно доверять. Когда-то мы доверяли ему свои жизни и ничего не боялись.

— Нет, Сония, мы долго вынашивали наше решение и отступаться уже не станем. Нужно быть сильными до конца. Лиза разумная девочка, она успокоится, поразмышляет и справится. Если же мы дадим ей сейчас волю, то не простим себе этого до конца нашей жизни.

Лекарь поцеловал жену в висок, порывисто подошёл к раскрытой шкатулке и с отвращением захлопнул крышку.

— Сколько времени ты дашь ей на раздумья? — еле слышно спросила Сония.

— Пусть отпразднует день Великого Солнца со своими друзьями, — ответил Эдвин.

— Семь дней, — прошептала женщина. — Я скажу ей, успокою её. Надеюсь, за это время она не натворит больше ничего.

— Надеюсь, — буркнул в ответ Сандберг. — Отряд искателей убрался из Фоллинге сегодня утром, поэтому мы ничем не рискуем.

Когда Сония вновь вышла на крыльцо клиники, то ни Лизы, ни Фреда там уже не было.

8. Глава 8

Три или четыре дня Сонию терзали тревожные мысли и тягостное ожидание чего-то непоправимого. Тайком от мужа и детей она спустилась в погреб, отыскала на дальних полках задвинутый в тёмный угол костяной ларчик, покрытый пылью и тонкими паутинками, произнесла заклинание-ключ. Древние эльфийские слова глухо отразились от стен и повисли в воздухе, как заблудившееся эхо. Хрустнув попавшими внутрь песчинками, щёлкнул потайной механизм. Женщина откинула крышку, почти не глядя, на ощупь извлекла холодный, слабо мерцающий кубик горного хрусталя, погладила остро отточенные грани.

Огонёк свечи дрогнул, когда она поднесла камень поближе, посмотрела в него на просвет и содрогнулась сама: всё то же, всё то же, что и прежде. Эдвин, которому не по душе были любые предсказания или гадания, заглянул однажды в кристалл и заявил, что эта эльфийская побрякушка — не более чем грязный кусок горной породы, и только бурное воображение жены позволяет ей видеть сокрытые внутри застывших граней ужасающие картины. Сония не поверила мужу. Она знала, что он ошибается. Она также знала, что по-своему он прав. Гадальные камни с той стороны Вечных гор отражали состояние своего обладателя. Тот, кто смотрел в будущее со страхом, видел одно, кто заглядывал с надеждой — другое, кто мучился сомнениями — третье. Менялось настроение предсказателя, менялись и видения.

Сония смотрела в камень и видела чёрный неподвижный лес, где деревья достают до неба или же небо лежит на остроконечных макушках древних елей тёмно-серым тяжёлым покрывалом. Она видела разинутые пасти зверей, их алчущие живой крови зазубренные клыки и горящие, как угли, глаза. Видела змей, свивающихся в клубки на дне непроходимых болот, а среди всего этого — тонкую девичью фигурку. Волосок чужеродного вещества, попавший в горный хрусталь столетия назад, задолго до рождения Лизы и задолго до рождения того, кто подарил ей проклятие некромантии, её настоящего отца, эльфа из Гильдии призывателей теней.