Спорщики мгновенно умолкли, среди них пробежал холодный ветерок. Несколько мгновений спустя обе группы отступили, а к Жилю подошли двое. Один – широкоплечий светловолосый крепыш, явно земляк Пьера, с севера. Другой, кажется, из Иберии. Смуглый, худой и костистый, он чем-то напоминал Манюэля, но на ногах – плотно облегавшие чулки, а не штаны, так предпочитали одеваться именно иберанцы.

– По какому праву ты называешь себя вагантом? – тут же спросил крепыш.

– Посвящение мне дал вагант Пьер, – и, подчиняясь какому-то наитию, Жиль сделал шажок вперёд и негромко, чтобы его могли слышать только двое вагантов, и сказал: – Мы расстались, когда я не смог избежать приглашения баронессы де Муффи. Но Пьер тогда сумел убежать, и если до сих пор его здесь нет… У него была какая-то трудность с печатью на одной грамотке. И хотел Пьер обновлять её именно в Париже.

– Понял, – также негромко шепнул вагант. – Сделаем, – и уже в полный голос добавил: – Я Батист, а это Эстанислао. Пойдём, поможем тебе устроиться. На улице Англичан последнее время плохо мусор вывозят, даже смотритель дорог обещает подать жалобу. Зато, если тебя не смущает запах, комнату там можно снять вдвое дешевле.

– Переживу, – улыбнулся Жиль. – Но перед этим…

На память удачно пришло одно из стихотворений, которые любил декламировать Пьер. Закончил Жиль словами:

– Прежде чем идти смотреть комнату, приглашаю в трактир пообедать. Когда я убегал от де Муффи, мне удалось захватить с собой немного щедрости баронессы. Так пусть же эти деньги не будут пылиться в кошеле, а помогут братьям-вагантам. Тогда и мне в час нужды кто-нибудь да придёт на помощь.

– Узнаю привычки Пьера, – усмехнулся иберанец. – Пойдём. А после этого я покажу чудный трактир с недорогой комнатой, а ещё неподалёку живёт симпатичная молодая вдовушка.

О цене на комнату сговорились быстро. Трактирщик попытался было задрать плату – пока приезжий не разобрался, что в городе к чему. Но в дело вмешался Батист, и хозяин быстро сдался. С мусором на улице обстояло и в самом деле не очень хорошо. Едва стихал ветер, сразу начинало пованивать тухлыми мясными отходами, а тратиться на благовония, чтобы сделать воздух невредным для здоровья, хозяин не хотел. Найти другого постояльца удалось бы нескоро, а пустая комната – это ежедневный убыток. Удачно сложилось и с заработком: через неделю помог ещё один из вагантов. Узнав, что Жиль хорошо владеет греческим и немного письмом сарацин, представил его библиотекарю того самого герцога де Бурбона, чьим дворцом парень любовался в первый день. Оказалось, Его Светлость захотел расширить свою библиотеку, а для этого решил скопировать ряд книг из хранилищ аббатства Святой Женевьевы и Университета. И если со знатоками латыни трудностей не возникло, то писцов с хорошим почерком на греческом нашлось не так уж и много. Увидев, как быстро и аккуратно пишет Жиль, библиотекарь даже предложил парню постоянное место при герцоге, но Жиль отказался. Мол, сначала получу хотя бы степень магистра свободных искусств.

А через две недели приехал Пьер. Жиль как раз собирался спуститься в обеденную залу трактира позавтракать и бежать в скрипторий герцога, когда дверь в комнатку с шумом распахнулась.

– Жиль, дружище! Рад тебя видеть! Я твой должник. Не знаю уж, как ты догадался, но у меня и в самом деле были кое-какие трудности. И если бы Батист по твоему слову не договорился заранее с обителью Святого Доминика, у меня случились бы серьёзные неприятности.

Жиль смущённо пробормотал, что мол, ничего такого, Пьер тоже помог ему вступить в братство вагантов. Но друг его не слушал, как не стал слушать и про то, что Жилю надо идти в скрипторий. Вместо этого Пьер потащил парня праздновать свой приезд… И ни в скрипторий, ни на лекцию в этот день Жиль уже не попал. Но дальше пирушки прекратились, со следующего дня оба снова стали добропорядочными студентами, грызущими камень знаний в поисках истины. Хотя различия и были: Жиль старался особо нос не задирать, хотя профессор Гильом его нередко хвалил и даже ставил в пример остальным своим ученикам. Пьер же, наоборот, блистал. Не пропускал ни одного диспута, часто выступал сам. Остро, резко и едко. Тем более что Священное Писание и многие трактаты Пьер знал наизусть и мог привести по памяти не только саму цитату, но даже назвать номер стиха в нужной книге.