– Природа подарила нам поистине райский уголок, – сказал он восторженно. – Воздух, климат, ландшафт, вода, красота природы – все словно сговорилось сделать наш край лучшим местом на свете».
– Не думаете ли вы снова поселиться здесь?
– Н-ну… да, я об этом подумывал… но… видите ли…
ОН НАМЕРЕН ОСЕСТЬ ЗДЕСЬ И ПОСТРОИТЬ СЕБЕ ДОМ
«На вопрос о том, каковы его планы на будущее, писатель ответил:
– Многие годы моей заветной мечтой и стремлением было в один прекрасный день вернуться домой. Кто однажды изведал колдовскую власть наших гор, не в силах их забыть. И потому, я надеюсь, недалек тот час, когда я смогу вернуться домой навсегда.
– Я чувствую, – задумчиво продолжал писатель, – что здесь, как нигде в другом месте, я обрету вдохновение, необходимое мне для моей работы. Простая логика подсказывает, что зрительно, климатически, географически и во всех прочих отношениях эти места самые подходящие: именно здесь, среди этих гор, должен возникнуть новый современный Ренессанс. Почему бы, спрашивается, лет через десять нашей округе не стать великим художественным центром, который будет привлекать великих людей искусства, поклонников музыки и красоты со всего света, как сейчас их привлекает Зальцбург? Праздник цветов – вот первый шаг, сделанный в нужном направлении.
– Отныне, – докончил серьезный молодой писатель, – я буду всеми силами содействовать достижению этой великой цели и постараюсь уговорить всех моих друзей – литераторов и художников – поселиться здесь и превратить Либия-хилл в то, чем ему подобает быть – в американские Афины».
– Намерены ли вы написать еще одну книгу?
– Да… то есть… надеюсь… В сущности…
– Не хотите ли что-нибудь о ней рассказать?
– Право, не знаю… сейчас очень трудно сказать…
– Ну-ну, сынок, не стесняйтесь. Мы тут все земляки, люди свои… Возьмите, к примеру, Лонгфелло. Вот кто был великий писатель. Знаете, что должен был бы сделать молодой человек с вашими талантами? Вернуться сюда и сделать для этих мест то, что сделал Лонгфелло для Новой Англии…
ОН ЗАДУМАЛ НАПИСАТЬ САГУ РОДНОГО КРАЯ
«На наши настойчивые расспросы о планах дальнейшей литературной работы молодой автор ответил ясно и откровенно.
– Я хочу вернуться сюда, – сказал он, – и увековечить жизнь, историю и расцвет Западной Кэтоубы в серии поэтических легенд, подобно тому как поэт Лонгфелло увековечил жизнь обитателей Новой Шотландии и народное творчество Новой Англии. Я задумал трилогию, которая начнется появлением в этих краях первых поселенцев, в том числе и моих собственных предков, и проследит неуклонный прогресс Либия-хилла от самого его основания и постройки первой железной дороги – и до нынешней его широчайшей известности, когда он завоевал гордое имя Жемчужины Гор».
Джордж весь корчился и ругательски ругался, читая это интервью, в котором было переврано все с начала до конца. Он был зол и смущен и в то же время чувствовал себя виноватым.
Наконец он сел и написал в газету язвительное письмо, но дописав – порвал. В конце концов, что толку? Репортер сплел свой рассказ, в сущности, из ничего, из дружелюбных междометий и жестов своей жертвы, из нескольких отрывочных слов, которые Джордж выпалил в совершенном смущении, а главное – из его сдержанности, нежелания говорить о будущей работе; и, однако, этот газетчик явно патриот до мозга костей, потому он и сумел состряпать такую ловкую выдумку – и, вероятно, сам как следует не понимал, что это выдумка.
И потом, размышлял Джордж, если он начнет с жаром опровергать все заявления, которые ему приписаны, люди только сочтут его придирой, подумают – написал книгу и зазнался до невозможности. Впечатление от такой вот заметки не рассеешь, если просто все отрицать. Заявишь, что все это враки, а люди скажут, будто он нападает на родной город, ополчился на тех, кто его взрастил и воспитал. Нет уж, от худа худа не ищут.