Она подпрыгнула, когда поезд, двигаясь рывками, затормозил на «Юстоне». Сара встала и сунула книгу в сумку. В магазинчике у станции уже продавался остролист. До Рождества оставалось чуть больше месяца: скоро, как всегда, начнется время притворного доброжелательства. Трудно выносить все это после того, как потерял ребенка.
Сара перешла через дорогу, направляясь к Дому друзей. Как всегда, у дверей штаб-квартиры квакеров дежурил полицейский. Квакеры выступали против насилия на территории империи, против войны в России, и по временам еще отваживались на сидячие демонстрации. Саре вспомнилось, что в детстве полицейские представлялись ей дружелюбными, надежными, способными защитить. Теперь же они внушали страх и робость. В кино их изображали уже не пустоголовыми соперниками частных детективов, а героями, крепкими ребятами, борющимися с коммунистами, американскими шпионами и преступниками еврейской наружности. Сара показала постовому удостоверение личности и приглашение на собрание, и он кивнул.
Комитет помощи лондонским безработным возник в начале сороковых, чтобы распределять продуктовые наборы и одежду, а также устраивать праздники для детей четырех миллионов безработных. Сара состояла в подкомитете, который собирал рождественские подарки нуждающимся детям на севере. Иногда она пыталась представить, что́ чувствуют родители, передавая подарки от анонимных благодетелей, но иначе ребята вообще ничего не получили бы. В комитете Сару уважали, подчас она замещала председательницу, миссис Темплман, грозную жену бизнесмена. В тот день, впрочем, миссис Темплман крепко держала бразды правления – в круглой шляпке поверх завитых седых волос, с низкой крупного жемчуга на обширной груди. Она благодушно кивнула, выслушав доклад Сары о переписке с большими магазинами игрушек относительно скидки на оптовые заказы. Сара подчеркнула, что нужно обеспечить разнообразие игрушек – нехорошо, если в какой-нибудь йоркширской деревушке у всех детей окажутся одинаковые медвежата или паровозики. Она пояснила, что разнообразие слегка удорожит наборы, но для семей оно очень важно. Сара улыбнулась мистеру Хэмилтону, пухлому человечку с гвоздикой в петлице, специалисту по благотворительности одного из крупных магазинов игрушек. Тот глубокомысленно кивнул, и миссис Темплман одобрительно посмотрела на Сару.
После заседания миссис Темплман подошла к Саре, поблагодарила ее – велеречиво и покровительственно, как всегда, – за проделанную работу и спросила, не хочет ли она пойти на ланч. Она была в плотном пальто, а на шею надела палантин из лисы – жутковатую тварь со стеклянными глазами, что смотрели на Сару, и хвостом в пасти. Получив отказ, миссис Темплман явно была разочарована. Сара знала, что председательница, как и она сама, страдает от скуки и одиночества, но во время прошлого обеда миссис Темплман беспрерывно трещала про своего мужа, комитет и работу в церкви: она была убежденной христианкой и, как всегда подозревала Сара, надеялась обратить ее. Сара чувствовала, что в этот день она не сможет вынести ничего такого.
Но и домой возвращаться не хотелось. Она в одиночку пообедала в ближайшем «Уголке», потом прогулялась; погода была холодной и ясной, воздух – морозным. После смерти Чарли Сара частенько ездила в центр Лондона, чтобы спастись от домашнего одиночества: как правило, она просто прохаживалась по старинным улочкам с их лавками и конторами, по описанным Диккенсом переулкам, мимо построенных Реном очаровательных храмов вроде церквей Святого Дунстана или Святого Свитуна, где можно посидеть и поразмышлять в тишине. В этот день она решила посетить Вестминстерское аббатство, где не бывала уже несколько лет. Женщина свернула на Гоуэр-стрит, миновала Сенат-хаус, второе по высоте здание Лондона. В бывшем главном корпусе Лондонского университета теперь размещалось самое большое в мире германское посольство; с древков на крыше на половину высоты здания свисали два гигантских знамени со свастикой. Угрюмые полицейские из особой службы, вооруженные пистолетами-пулеметами, стояли вдоль всей длины перил, защищенных колючей проволокой – на случай атаки бойцов Сопротивления. Внутри охраняемого периметра стоял лимузин, из которого вышел чиновник в коричневом мундире нацистской партии. Его встречала группа людей: кто-то в костюмах, кто-то в военной полевой форме серого цвета, один, похожий на жука, – в черном, блестящем эсэсовском одеянии. Сара прибавила шаг. Когда в 1940 году немецкие официальные лица стали прибывать в Лондон, Сара удивлялась ярким краскам: черным повязкам с красной свастикой в белом круге. Прежде ей доводилось видеть нацистов только в кино, где все было черным, белым и серым. Эти люди знали, как использовать цвет.