Роза дернула шторку и уставилась на мужчину под струями воды. Она открывала рот, как рыба на берегу. Не удивлённая или дезориентированная, не испуганная или злая. Скорее, пожирающая глазами представшее перед ней зрелище. Мощный торс, вода, путающаяся в волосках на груди, продолжающая свой бег ниже по чёртовой дорожке и дальше, по сильным и длинным ногам. Роза впитывала глазами вид, нервно облизывая губы.

— Неожиданная встреча, — сквозь вату в ушах услышала Роза уже знакомый баритон.

— Ещё бы, — растерянно проговорила Роза, — неожиданная, это же мой душ.

— Будешь спорить, лягушонок? — С этими словами Матвей дёрнул на себя Розу.

Она поняла, что вода в душе всё же не остыла даже до комнатной температуры, поняла, что ей всё равно, что её только что обозвали «лягушонком», и что целуется Розенберг М. феерично. Восхитительно, нежно, однако страстно. Не отрываясь, при этом давая воздух и пространство. Сжимая в объятьях сильно, почти до боли, и все же даря ощущение безопасности и стабильности. Тягуче сладко, обворожительно и… навсегда. Именно навсегда Роза захотела заполучить этот поцелуй и эти губы, не память, которая развеивается, как перистые облака в хорошую погоду.

Матвей продолжал целовать, ненасытно, будто только этого и ждал, его руки бродили по телу Розы под струями воды, подняли подол лёгкого платья и скользнули вверх по бёдрам, чтобы огладить попу и встретиться на талии, а потом пуститься выше. Роза пыталась дышать под каплями воды, она провела по грудной клетке Матвея, мышцам плеч, чувствуя тепло тела даже под прохладной водой и его силу, даже мощь, ладошки сами скользнули к ягодицам и сжали, надавив с силой. Он тут же откликнулся и толкнулся бёдрами вперёд, упираясь твёрдой эрекцией в живот Розы. Очень твёрдой.

— Ой, мать твою, — вырвалось у Розы.

— Ой-ой, — прошептал баритон. Странно, даже шёпот у Матвея был глубоким, а может, это в тесной кабинки уличного душа так показалось?

Как-то постепенно — но всё равно Роза осталась недовольно, — глубокие поцелуи сменились лёгкими, а потом сошли на нет, как и объятья. Роза будто ненормальная улыбалась от удовольствия, хотя при этом была не удовлетворена, как никогда в жизни. Удовольствие от неудовлетворённости. Очень странно и не менее сладко. Думать не хотелось ни о чём.

— А что вы тут делаете? — некстати решила завести светскую беседу Роза. Действительно, голый мужчина с однозначными намерениями, выставленными напоказ в её душе, почему бы не поговорить.

Облизнула губы, почувствовала послевкусие поцелуя. Как же хотелось продолжить!

— Тебя жду, — просто ответил Матвей.

— Никаких недоразумений, значит?

— Мое недоразумение при мне. Но просто так я женщин не целую. — Матвей приподнял бровь. — Кстати, ты же сюда по делу пришла? — Он сделал шаг в сторону, обходя Розу, и бросил, скрываясь за шторкой: — Боюсь, вода закончится.

Роза, как во сне сняла платье, кинула под ноги бельё, не утруждаясь поиском крючков для одежды, вылила на ладонь гель и провела по телу. Оно пылало, искрило от любого прикосновения или поглаживания, от возбуждения сводило даже пальчики ног. Тот факт, что рядом, за шторкой, скорей всего находится объект желания, придавал пикантности, и Роза опустила руку между ног, пытаясь сдержать протяжный стон. Разрядка не заставила себя ждать, Роза с трудом устояла на ногах, хватая воздух ртом и сдерживая звуки, рвущиеся из груди.

Быстро ополоснулась, обернулась полотенцем и рванула в сторону дома, Матвея не было видно. А может это был мираж? Почти год без секса, не считая случая на новый год, который нужно приравнять к фиаско, — и не такое померещится. Сколько видела Роза Матвея, столько и фантазировала, и фантазии уносили её в настолько откровенные дали, что измученная психика ответила подобным образом. Лучше бы, конечно, в постели, и довести до логичного конца, но и так отлично получилось.