Я решил, что нашел ужасно увлекательное занятие.

Следующим я опознал Слепого. Босой, он сидел на корточках в самом углу снимка, так что край срезал ему полголовы. Верхняя пуговица рубашки приходилась чуть ли не на пупок, волосы свисали до ноздрей. Встань он, и его клетчатая рубашка, наверное, свесилась бы ниже колен. Странно, что воспитатели позволяли кому-то разгуливать по Дому в таком виде.

Я поискал Сфинкса, но не нашел.

Зато нашел нежного, как ангела, Красавицу, с дохлым видом болтавшегося на перилах. И Соломона из второй. Еще не ту жирную Крысу, каким он стал сейчас, но уже вполне припухшего крысенка.

Потом я узнал Лэри и расхохотался, поперхнувшись дымом. Нелепый, лопоухий, худющий Лэри. Он стоял, гордо отставив ногу с неимоверным количеством ссадин на коленке, и, глядя на него, ни один оптимист не стал бы нудить на тему «счастливого детства», потому что у таких носатиков его не бывает. Рядом с Лэри в точно такой же позе стоял второй носатик с глазами навыкате. Несомненно, Конь из третьей. Никто из тех, кого я узнал, не вызвал у меня такого восторга, как Лэри. Я к нему теперь испытывал почти что нежность. Нелегко живется на свете маленьким Логам. От этого они вырастают агрессивными. Страдают клаустрофобией. И заиканием. Оттого что их никто не любит. Они не умные, и не обаятельные, и не симпатичные. Лэри и Конь стали моей последней находкой. Сфинкса я так и не обнаружил.

Два совершенно одинаковых блондина в полосатых безрукавках кого-то мучительно напоминали. Мальчуган с идеально круглой головой на переднем плане тоже был на кого-то похож. Я вертел фотографию так и эдак, примеривая лица детей на разных жителей Дома, но пятерых так и не опознал. Наконец мне это надоело, и я начал разглядывать ее просто так.

Компания в целом была одичалая. Грязноватая. Обросшая. Наверняка с глистами. Таких не заставишь выглядеть прилично, но, по крайней мере, никто никому не делал рожки и не строил гримас. Они старались выглядеть посолиднее. Хотя, кажется, понимали, что у них это не особо получается.

Амулеты, защитные талисманы и всякая нашейная дребедень уже тогда были в моде. Всего я насчитал шестнадцать мешочков, плюс когти, зубы и кости, связками и по одному экземпляру, гайки, болты, гвозди, кроличьи лапки и разнообразнейшие хвосты. У Лэри с Конем преобладал металлолом. Слон был увешан колокольчиками, блондинистые близнецы – ключами. Наткнувшись на эти ключи, я вдруг сообразил.

Зажмурился и посмотрел еще раз…

Ну конечно! Круглые, стылые глаза, крючковатые носы… это маленькие Стервятники! До того похожие, что я даже не попытался угадать, который из них настоящий.

Интересно, куда подевался второй? Мелькнула мысль что вообще-то и одного Стервятника в Доме вполне достаточно, но тут же, вспомнив вечный траур третьей, я устыдился этой мысли.

Может, Птицы носили траур не по близнецу Стервятника. Может, им просто нравился черный цвет. Если честно, я и не хотел знать, в чем там дело. В любом случае, никакого брата у Стервятника в Доме не имелось, и думать, что это хорошо, мерзкое дело.

Я отложил фотографию и взял первую, с Волком. Порассматривал. Лег и уставился в потолок.

В каждой комнате Дома обитали свои покойники. В каждом шкафу догнивал свой неупоминаемый скелет. Когда привидениям не хватало комнат, они начинали слоняться по коридорам. Против нежеланных гостей на дверях рисовали охранные знаки, а на шеи вешали амулеты. Своих любили и задабривали, с ними советовались, пели им песни и рассказывали сказки. А они отвечали. Надписями на зеркалах мылом и зубной пастой. Рисунками на стенах фиолетовой краской. Шепотом в уши – отдельным избранным, когда те принимают душ или имеют смелость заночевать на Перекресточном диване…