Такие же условия пришлось обсуждать в Тринити-колледже, когда подросло следующее поколение Ротшильдов-мужчин, начиная с Натти в 1859 г. К тому времени были приняты акты 1854 и 1856 гг., по которым евреи смогли получать дипломы (кроме диплома по теологии). Но проблема религиозных обязанностей на уровне колледжа сохранялась. Хотя наставник Натти Джозеф Лайтфут (в 1861 г. он стал профессором богословия в Кембридже) «обещал сделать все возможное», глава колледжа Уильям Вьюэлл оставался «камнем преткновения на пути реформ». В 1862 г., как писал Натти родителям, «преподаватели Тринити-колледжа… вызвали большое недовольство, пригрозив лишить права покидать колледж после определенного часа всех, кто отказывается причащаться в церкви; в результате этого нового правила очень многих сегодня не было в церкви; они попадут в неприятности за то, что нарушили важное правило колледжа». Натти, конечно, понимал, что реформами 1850-х гг. достигнуто очень мало. «Чтобы здесь вступили в действие реформы, – жаловался он, – нужно будет выждать некоторое время, так как, пока англиканская церковь считает университеты чем-то вроде семинарий или частью самой церкви, невозможно сделать больше… И все же нужно покончить с необходимостью принимать приказы после семи лет полной непринужденности… Человеку сознательному очень трудно… лишиться своих прав из-за того, что он во всеуслышание объявит, что не является прихожанином англиканской церкви. Не могу понять, почему таким… учреждением, которое становится ступенью к продвижению по службе в юриспруденции, политике, а также богословии, должны управлять священники, как будто это семинария иезуитов или школа талмудистов…»
Посещение церкви стало не единственной уступкой, на которую Ротшильдам пришлось пойти в Кембридже. На экзамене после второго курса (на степень бакалавра), известном под названием «предварительного», требовалось показать глубокие познания книги «Обзор христианских свидетельств» Уильяма Пейли. Судя по гневному письму Шарлотты к Лео, такое требование представляло собой серьезное препятствие. Однако, помимо всего прочего, в письме содержится намек на то, что Лео вполне способен его преодолеть: «Твоя необъяснимая ошибка на экзамене вызвала у меня большую досаду и раздражение… Конечно, ты вовсе не хотел и не собирался оскорблять преподобных экзаменаторов, и ни один знакомый с тобой человек не мог бы предположить, что ты способен на такое вопиющее бесчувствие по отношению к духовным лицам и такое полное неуважение к вере, к которой, хотя она и не твоя и, более того, тебе неизвестна, тем не менее нужно относиться с уважением, как к культу Всевышнего, который отправляют миллионы человек… Тем не менее твоя ошибка весьма достойна порицания и, более того, непростительна. В каком бы свете ее ни рассматривать, она все равно создает плохое впечатление… Молодой человек, который приходит в Сенат-Хаус и не выдвигает возражений против того, чтобы его экзаменовали по свидетельствам христианства, должен непременно ознакомиться с темой… Не знай я, что тебя окружают наставники духовного звания, я предложила бы тебе какой-нибудь совет, но я считала, что тебе хватит здравого смысла… попросить наставников давать тебе если не уроки, то хотя бы краткий очерк истории христианства… Тебя сочтут самым невежественным, безрассудным и мелким из людей. Мне очень горько, но жаль, что тебе нечем оправдаться».
Лео со своей стороны был сбит с толку «тайнами теологии и… разными доктринами»: как-то вечером, ужиная с группой преподавателей, любящих поспорить, он почувствовал себя «настолько сбитым с толку, что не смел и рта раскрыть». (Один знакомый, который также присутствовал на ужине, боялся, «что они забудут о моем присутствии и начнут нападать на евреев».) Даже в более молодежном окружении дискуссионного клуба Ротшильдам делалось очень не по себе. Натти вспоминал, как у него «кровь закипала от злости» как-то вечером, когда спикер клуба «приводил в пример чересчур большой власти палаты общин… прохождение билля о евреях. Я надеялся, что прошли времена для [различий] такого рода, и если бы я сразу же ответил, то мог бы разжечь религиозные страсти, которые легче возбудить, чем успокоить».