Участок быстро заполнился машинами и пролетками высших чиновников со всей округи. Новоселье было шумным и продолжалось до поздней ночи.
Дом был полностью меблирован и роскошно украшен. Стены были обшиты деревом на высоту примерно полутора метров от пола, а сверху покрашены и расписаны. Фарфор, серебро, белье и все необходимое для господского дома предоставлялось бесплатно[194].
По воспоминаниям женщины, которая в детстве жила при кухне дома Грановских: «Внешне он был ничем не примечательным, но внутренняя отделка впечатляла. На первом этаже располагалась техническая библиотека, большая кухня в кафеле. На втором этаже располагался кабинет и другие комнаты. В доме была добротная мебель, люстра, много больших комнатных растений – пальм». Для Анатолия жизнь в березниковском доме стала самым счастливым воспоминанием детства:
Я помню, как перед сном лежу с открытыми глазами под гладким, толстым одеялом, на мягком, пружинистом матрасе. В темной спальне тепло, за окном порхающие снежинки толстым покрывалом ложатся на раму. Я помню, как я благоговел перед отцом, как любил его и боялся. Помню чувство покоя и защищенности, которое он внушал – когда я хорошо себя вел[195].
Грановский с младшим сыном Владимиром, 1936 г. Предоставлено И. Т. Сидоровой
Спустя шесть месяцев, в апреле 1935 года, Грановский был назначен начальником Центрального управления железнодорожного строительства СССР, и семья переехала на постоянное жительство в Дом правительства. По воспоминаниям Анатолия:
За пять лет Березники изменились до неузнаваемости. Когда мы приехали, это был маленький поселок, окруженный лесами и болотами и состоявший из трех каменных и нескольких деревянных домов. Теперь это был промышленный центр, в котором жило 75 000 рабочих с семьями.
Мы уезжали в специальных вагонах. На станцию проводить нас пришло много народу. Все улыбались и желали нам счастья. На некотором отдалении стояли рабочие, которые пришли поглазеть. Их лица ничего не выражали[196].
«По-разному отнеслись работники химкомбината к этой перемене, – писал начальник планового отдела Федорович. – Одни с облегчением вздохнули – наконец-то освободились от деспотичной власти Грановского, другие отнеслись к этому с сожалением, третьи были как бы на перепутье: что их теперь ждет?»[197]
12. Поднятая целина
Первой задачей первой пятилетки было созидание – «устройство особых фундаментов, способных сохранить устойчивость зданий на болотистой почве», и строительство «белых спокойных зданий, светящихся больше, чем есть света в воздухе». Второй было разрушение – осушение «урчащего и гниющего» болота и истребление населяющих его вредителей. Самая радикальная из сталинских революций происходила в густой тени кранов, труб и мачт. Она должна была совершить то, о чем «кустарь» Петр Первый не мог и мечтать и на что ни одно государство в истории не могло решиться: превратить всех сельских жителей – хлеборобов, рыболовов, скотоводов, оленеводов и следопытов – в государственных служащих.
Индустриализация нуждалась в иностранном оборудовании; иностранное оборудование стоило денег; деньги платили за зерно; зерно подлежало изъятию в виде «дани» (как выразился Сталин). А поскольку своевременное поступление дани от крестьянских хозяйств не могло быть гарантировано, крестьянские хозяйства должны были быть разрушены.
В среде сектантов-милленаристов то, что необходимо, – неизбежно, а то, что неизбежно, – желательно. Коллективизация была предсказана (предписана) Марксом, Энгельсом и Лениным; то, что она была необходима, означало, что она вот-вот начнется, а то, что она вот-вот начнется, означало, что имеющий уши – услышит. 7 ноября 1929 года Сталин заявил, что «основные массы крестьянства» решили отвернуться от векового уклада и, «несмотря на отчаянное противодействие всех и всяких темных сил, от кулаков и попов до филистеров и правых оппортунистов», последовать за партией по пути «великого перелома» и «сплошной коллективизации»