Идешь, скажем, по улице Святых Апостолов (Borgo Santi Apostoli), видишь надпись: «Отель Torre Guelfa» – вывеска как вывеска, три звезды. Поднимаешься на лифте в фойе верхнего этажа (окна там витражные, набраны из квадратных кусочков стекла, спаянных свинцом, – средневековая техника), потом узкая деревянная винтовая лестница, скрипучие ступени… куда вы меня тащите? Добираешься до самого верха, толкаешь дверь – и оказываешься на Торре-деи-Буондельмонти (Torre dei Buondelmonti), самой высокой башне старого города. Палаццо Веккьо и Санта-Мария-дель-Фьоре – только руку протяни. Когда-то – верх престижа, сейчас – один из самых пафосных гостиничных баров: два столика на самой верхушке (больше не влезает) и еще несколько на террасе уровнем пониже. Напитки носят пешком по лестнице (семьдесят две ступеньки), на предлагающих построить лифт смотрят как на дурачков. А что, все правильно: чтобы стоять, надо держаться корней. Три звезды, кстати, тоже принципиальная позиция, ведь, чтобы сделать пять, пришлось бы курочить историческое здание – с ума, что ли, сошли?

Красота Флоренции фрактальна, она как бесконечная матрешка: углубляться можно вечно. Но совершенно непонятно, как об этом обо всем писать, не будучи историком или искусствоведом: мало того что вокруг такая прорва деталей, так еще и про каждую из них обязательно кто-нибудь (и не он один) диссертацию защитил. Возможно, как раз поэтому Андерсен пишет только о том, что лежит на поверхности. Обжегшись на молоке, дуют на воду: хлебнув фирменного национального сарказма от соотечественников, волей-неволей поостережешься выходить на скользкую дорожку вдали от дома. Да, наверное, оно и правильно – иначе сказка была бы совсем о другом. Но чем рассуждать, пойдем-те-ка лучше прогуляемся.

История главного героя, флорентийского оборвыша, начинается с того, что он сидит «в герцогском саду, под сенью пихт» и выпрашивает милостыню. Садов на южном берегу реки Арно (Arno) наберется с десяток, но Андерсен, конечно же, имеет в виду сады Боболи (Giardino di Boboli)^{>Илл. 1}, что на склоне одноименного холма, за палаццо Питти (Palazzo Pitti). Во-первых, только их можно в полной мере назвать герцогскими (палаццо Питти был резиденцией великих герцогов Медичи), а во-вторых, именно их упоминает Андерсен в своих флорентийских дневниках за 1840 год. С пихтами, правда, вышла промашка. То, что в русских переводах «Кабана» назвали «сенью пихт», в андерсеновском оригинале звучит как «сосновые кроны», но на деле в садах Боболи нет ни того, ни другого – мы честно проверили, излазав там все вдоль и поперек. Самое близкое по смыслу место – это центральная аллея (если и просить милостыню в садах Боболи, то именно там: больше всего народу), но она засажена кипарисами.^{>Илл. 2} Остается либо списать на неточность перевода[12], либо предположить, что Андерсен просто до этого ни разу не видел кипарис.

То, что главный герой выбирает для своего занятия именно сады Боболи, поначалу кажется нелогичным: они расположены в далеко не самом людном месте, что называется, на отшибе. Почему не центр города? Андерсен ответа на этот вопрос не дает, и приходится довольствоваться предположением, что там, во-первых, прохладнее (а значит, проще высидеть целый день), а во-вторых, настроение прохожих более благостное (а значит, выше, как сейчас говорят, коэффициент конверсии).

Илл. 1

Сады Боболи