Валдаев встряхнул резко головой, прогоняя неприятное ощущение. Он непроизвольно замедлил шаг и встал на пути у десятков «человекошариков», катящих ко входу в метро.

– Куда лезешь, дурило? – крикнул бородач, торгующий газетами, на чей лоток толкнули Валдаева так, что новенький покетбук «Горячее тело» упал на асфальт.

– Виноват, – Валдаев поднял покетбук, отряхнул его и положил на место.

Он встряхнулся, возвращая себе ясность мысли, и бодро устремился к дверям метро, которые, как сток в ванной, затягивали человеческую массу и пускали ее по бесконечным подземным коммуникациям.

Теперь главное отдаться во власть потока. Все на автомате. Опыт выживания в метро у москвича формируется с младых лет. Метро – это поле боя… Бросить в аппарат жетон. Проходя через турникет внутренне напрячься – а вдруг железяка не сработает и прищемит что не положено. Потом – эскалатор. Его лента напоминает конвейер, подающий детали для дальнейшей обработки.

Платформа. Кто же не знает, что в час пик интервал – минута. Если больше – значит, на путях непорядок.

Вагон. Тут каждый закуток знаком, отстоян, отсижен, обтерт. Ты прекрасно знаешь, что на одном сиденье размещаются шесть человек. Если меньше – значит, кто-то слишком толстый или слишком наглый, что не хочет ужаться. Враг. Таких все остальные мимолетно ненавидят. В метро надо ужиматься. Метро – особый мир. Плотно упакованный. Мир несмертельных человеческих трудностей. У кого-то оттягивает руку тяжелая сумка. Кто-то вспотел. У кого-то першит в горле, и он кашляет. А в углу – свободное пространство. Там обосновался бомж. Это право московского бомжа – сидеть в одиночестве почти на пустой скамейке в час пик. Запах – их билет на проезд в первом классе.

Пересадка на кольцевую линию. Желанная для многих станция. Вагон утрамбовывал в себя на семи предыдущих станциях человекомассу, чтобы здесь разом извергнуть ее из своего брюха.

Валдаев в брошенной в едином порыве толпе рвется на перрон. Кого-то обтекает, кого-то прижимает. Ну, старикашка с клюкой, чего застыл? В душе вспыхивает раздражение, когда не попадающего в общий поток и не отвечающего общему ритму хочется отодвинуть в сторону, отпихнуть. В метро все всегда стремятся вперед. И человекозатычка, тот, кто не успевает вовремя поворачиваться, – кто он? Враг.

Кольцевая линия. Опять вагон. Опять вечный бой – за места. Два вьетнамца плюхаются на мягкое вожделенное коричневое сиденье прямо перед кашляющей перекошенной старушкой. Может, это и китайцы. Говорят, желтолицые к старшим почтение испытывают. Нет, эти не из тех, кто кого-то уважает. Эти из тех, кто собак едят. Враги! В метро полно мимолетных врагов…

Вот и нужная остановка. Толпа опять стискивает Валдаева. Выносит на перрон. Сумкой под ребра, чем-то острым – под колено. Ух, тоже враги. Кто же с таким саквояжем в час пик едет? Саквояж занимает места, как три человека.

Все, родная «Таганская».

– Извините, вы выходите? – спрашивает Валдаев.

В кабинете Сомина собрались четверо коррес-пондентов, замредактора и ответственный секретарь. Все эти люди помимо «Запределья» выпускали еще пару дайджестов.

Главред проводил производственное совещание. Точнее – редакционную летучку. Это – святое. Школа «Молодого коммуниста».

– Ближе к читателю надо быть, – опять долдонил в своей привычной манере главред. – И приврать для красного словца не грех.

– Врать всегда грешно, – хмыкнул ответственный секретарь – молодой, нахальный, очкастый и острый на язык. Даже Сомин с ним особо не связывался – где сядешь, там и слезешь. Больше главный оттачивал зубы на Валдаеве, но тот не обижался. У него судьба такая – на нем всегда точили зубы все, кому не лень.