*

Повесив трубку после разговора с очередным агентом, я отложила наконец телефон и потарабанила пальцами по столешнице. Я сидела за барной стойкой на кухне, методично перебирая список риелторских контор города. Все менеджеры начинали разговор с большим энтузиазмом и… скисали буквально после нескольких моих фраз. Картина вырисовывалась нерадужная.

Прежде всего, я выяснила, почему Вернивоблов мне “не рекомендовал” в ближайшее время пытаться продать дом. Оказывается, недвижимость, недавно полученная в наследство, считается высокорисковой, и покупатели обычно боятся с ней связываться. Всегда есть вероятность, что объявятся другие наследники, оспорят завещание, сделку купли-продажи признают недействительной, а покупатель останется с носом и без денег. Без очень больших денег.

Это было еще одной закавыкой. Такой дом в черте города стоит очень-очень дорого, и искать на него покупателя можно довольно долго. А если сильно, в разы снизить стоимость от рыночной (что я вообще-то и собиралась сделать), это будет выглядеть подозрительно. Меня, скорее всего, примут за мошенницу и опять-таки побоятся связываться. А если сложить вместе подозрительно низкую цену и “рисковую недвижимость”, становится и вовсе тоскливо – уж не оттого ли я так тороплюсь продать дом, что с наследством не все чисто?

Собственно, кажется, за мошенницу меня уже приняли, примерно во всех агентствах по недвижимости, куда я звонила.

Но даже если найдется кто-то достаточно смелый, чтобы приехать и попробовать проверить… ну, как можно проверить? Например, спросить хотя бы у соседей, что они знают о хозяйке дома. А они и скажут – увидели меня впервые после смерти старушки, когда я влезала в окно.

Есть и еще один сложный момент. Это когда меня здесь не будет, дом станет безопасен для нового владельца. В бабкиных записях говорилось, что пока я в доме, двери в разные миры могут открываться и для других людей. Значит, когда покупатель появится, мне нужно будет водить его буквально за руку, самой открывать каждую дверь и тщательно следить за своими мыслями. Я вообще-то надеялась поручить показывать дом риелтору и самой не принимать в этом участия, чтобы уж точно никто ни в какой мир не забрел случайно. Но риелторы не хотят иметь со мной дела.

Что ж… во всяком случае, самостоятельно развесить в Сети объявления я могу. Даже если они провисят несколько лет – хуже от этого не станет. Даже наоборот, недвижимость перестанет быть высокорисковой. Рано или поздно покупатель найдется, а я тем временем могу жить так же, как жила до сих пор. Без всяких странностей и опасных приключений.

Приняв решение, я перебрала сделанные за последние дни фотографии и выбрала с десяток самых приличных – фасад дома, прихожая, кухня, библиотека, коридор второго этажа, моя спальня, “гостиничная” спальня, неразгромленная ванная, пара пустых комнат. Подумав, решила снимки бассейна в зимнем саду и тренажерки не добавлять – с ними дом выглядит уж чересчур элитным и дорогим, а значит, объявление получится еще подозрительнее.

Составив объявление, разослала его по нескольким сайтам и удовлетворенно откинулась на спинку высокого стула.

Экран смартфона мигнул и вспыхнул снова. Вызов с незнакомого номера.

– Да.

– Алло, здравствуйте. Лариса? Я по объявлению, насчет дома на Тригорской.

– Да-да, – я подобралась.

– Вы собственница?

– Да, – что-то начинаю чувствовать себя попугаем. – А вы не риелтор?

– Нет, я ищу дом для своей семьи. Самохвалов Павел Петрович меня зовут. Так когда, говорите, можно будет посмотреть дом?