— Вы его извините. Он раньше шакалов не видел. Вы ему понравились — особенно ваш чепрак.

Дарина улыбнулась, поправила:

— Я не шакалица. Я шолчица. Мой отец — степной волк.

— Извините, — растерялась Вартуша. — Ребята сказали, что шакалица.

— В общем-то, это неважно. Я просто уточнила.

Медвежонок осторожно положил лапу на ботинок Дарины.

— Если родители разрешат, я зайду к тебе, когда перекинусь. Мне надо пробежаться, обследовать гаражи, но лишних пятнадцать минут ничего не изменят.

— Все еще ищете машину? — спросил гролар.

— Да, — общеизвестную информацию Дарина не скрывала. — У меня острый нюх, я могу почуять трехдневный след. Если его не засыпали перцем и не залили бензином.

— Заходите, когда удобно, — отодвигая медвежонка от ботинка, сказала Вартуша. — Мы с Тишей сейчас все время дома. Я ни в библиотеку не выбираюсь, ни в развивающий кружок его не вожу. Тяжело.

— Договорились, — снова улыбнулась Дарина. — Пока буду здесь — постараюсь заглядывать. Но это ненадолго. Думаю, что нас выдернут по оповещению. Я не верю, что подозреваемый побежал, куда глаза глядят. Наверняка где-то есть вторая квартира или волчица, которую он регулярно навещал — чаще всего бывает именно так.

Разговор пошел бодрее — медведи начали ее убеждать, что Гвидон жил на виду, без тайников и волчиц. Воровство плакатов из «Уголка позора», рыбалка, караси, посиделки с подполковником Розальским, семейные обеды у Светозара. Нет, никуда не исчезал — все всегда знали, на рыбалку Гвидон едет или в бордель. Или навещает Владу. Нет-нет, Влада — жена погибшего сослуживца из Лисогорска. Они регулярно туда ездили вместе со Светозаром, отвозили подарки ребенку, помогали что-то сделать в доме. А здесь Гвидон всегда ходил со своей маленькой стаей, проводил вечера в блинной.

Дарина несколько раз возвращала разговор к вдовой Владе из Лисогорска, так и не нашла серьезной зацепки и начала задавать вопросы наобум — «играл ли в карты, были ли резкие перепады настроения, не казалось ли, что его кто-то шантажирует?». Ответы были отрицательными, она поняла, что зря теряет время, и решила откланяться. Вартуша неожиданно проявила радушие и предложила оставить вещи и перекинуться в свободной комнате, если не хочется возвращаться в часть.

— К вам там, наверное, пристают все подряд. Я же их знаю.

— Даже Светозар пристает! — с чувством пожаловалась Дарина, и этим высказыванием заставила гролара подавиться чаем.

Вартуша выделила ей комнату, вешалку и стул.

— Я попрошу вас потом повесить мне на шею телефон в чехле и закрепить прищепку с наушником. Сделаете?

— Конечно.

Дарина сообщила Негославу, что собирается перекидываться у медведей и уходить в гаражи. Выслушала кучу предостережений и напоминание: «Лаешь дважды — да, один раз — нет. Будешь долго молчать — запеленгую и вышлю группу». После этого она наконец-то встала на лапы, хорошенько отряхнулась и распушила холку.

Медвежонок очень обрадовался и потащил ее играть в догонялки. Гролар долго смотрел, как они бегают по двору, заулыбался. Пробурчал:

— Уж извините, но вы как игрушечная. Размером как лис-подросток, лапы тонкие, а уши ого. Рядом с такой перекидываться страшно, упаси Феофан — вдруг случайно наступишь.

Дарина фыркнула — она и крупному волку проигрывала, а уж если попасть под лапу гролару, то мокрого места не останется. Все равно, что самокат против танка. А на замечания о размере ушей она перестала обижаться лет пятнадцать назад. Когда окончательно повзрослела.

Изящество и мнимая безобидность давали Дарине преимущество — ее ушами и чепраком умилялись и оборотни, и люди. Расслаблялись, легко шли на контакт. Это помогало в работе. В силовые схватки она вступала очень редко — для этого в подразделении имелись бойцы — в случае необходимости могла вцепиться врагу в горло, а будучи на ногах, прекрасно стреляла. Травма, которую она получила три года назад, не имела отношения к размеру тела и физической силе. Зазевалась, была неосторожна.