Итак, я прогуливался среди этой красоты с девушкой, самой лучшей своей подругой, и чувствовал себя на пике счастья, пока она не произнесла те слова и не испортила мне настроение.
Я остановился на прогнившей шпале и попытался свести все к шутке.
– Постой. Кажется, у меня что-то со слухом. – Я засунул в ухо мизинец и начал вращать им, словно выковыривая серу. – Ты не могла такого сказать, я, наверное, ослышался. Но даже если и сказала, ты все равно не могла…
– Ну-у… – ответила Андреа. – «Poison», «Skid Row», «Guns ’N Roses», «Led Zeppelin» – все они одинаковые. А для меня «одинаковые» значит паршивые.
Я чуть не соскользнул со шпалы, словно ее намазали глиной. Обеими руками потер виски.
– Ты неправа как минимум по двум пунктам. Во-первых, каждая из этих групп потрясная. Только «Led Zeppelin» не имеет с ними ничего общего. Совершенно ничего. Это совсем другой уровень. То есть они потрясные, но… «Led Zeppelin» потряснее.
– У них у всех длинные волосы?
– Да, но…
– И все они позорно одеваются?
– Да, но…
– И все играют посреди композиции жуткое соло на гитаре, которое никто не хочет слушать?
– Они разные. Все группы потрясные, а одна из них потряснее всех. Конец дискуссии.
– Против такого красноречия не попрешь. Не знаю, как еще с тобой спорить. – Она сложила руки и преувеличенно громко вздохнула, признавая поражение. – Разве что сказать, что все эти группы отстой.
– Конечно, куда им до Мадонны или Тиффани…
– Возьми свои слова обратно! Немедленно! – воскликнула Андреа и обвила руками мою шею. Дело, как всегда, закончилось несколькими поцелуями.
Как описать удовольствие от этих трех вещей – ее смеха, ее объятий, ее поцелуев? Я не из тех, кто теряет рассудок, когда дело касается любви, однако Андреа олицетворяла для меня счастье, была путеводной звездой в тумане и в сумраке, вечных спутниках отрочества. Если бы Андреа не присутствовала в моей жизни в последующие месяцы, я бы совершенно точно не выжил.
Она отступила на шаг, с сожалением уронив руки.
– Может, пойдем наконец искать тропинку?
– Если ты настаиваешь. – Я воспользовался моментом, чтобы полюбоваться ею. Каштановые волосы, смуглая кожа, четко очерченные скулы. А глаза… Темные, лучистые, бездонные окна в ее блестящий ум – вот что я любил в подруге больше всего. Впрочем, я любил ее всю.
– Почему ты так смотришь?
– Пытаюсь заглянуть тебе в душу. Что-то произошло, и заставило тебя утверждать, будто «Led Zeppelin» и «Poison» – одно и то же!
– Не спорь со мной. И хватит на тему отстойных групп!
Андреа развернулась и бросилась бежать, а я припустил за ней.
Как и большинство вещей на свете, проживание на ферме в Северной Каролине имело свои плюсы и минусы. Я не буду перечислять минусы, которые здесь присутствовали во множестве (повторяю, как и во всем другом), однако плюсы были просто чудесны. Никаких двенадцатиполосных шоссе, смога, гангстеров, трафика; другими словами, ничего из того, с чем сталкиваются жители больших городов. Наивно? Разумеется. Сейчас я понимаю, насколько был смешон, причем во многих отношениях. Но тогда нас все устраивало.
А самый большой плюс – абсолютный простор, в котором мы жили. Куда ни глянь, везде поля, леса и болота – казалось, им нет конца. Мы с Андреа обожали исследовать окрестности; клянусь, даже если заниматься этим по десять часов ежедневно в течение десяти лет, то все равно в изобилии остались бы еще неизведанные чудеса. Скалы, скрытые под поверхностью болот и выступавшие наружу небольшими островками, о которых никто не знал. Заброшенные семейные кладбища, надгробные камни, утонувшие в земле и затянутые кудзу – стелющимся растением. Ручьи, кишащие раками; они ждали, что их поймают и вновь отпустят на свободу, но при этом успевали щипнуть пару раз, напомнить, кто здесь хозяин. Деревья – чтобы залезть, озера – чтобы поплавать, ручьи – чтобы перейти вброд, фруктовые сады – чтобы их обтрясти.