Кроме того, Е. coli очень «неразборчива в связях». Она может внедрять свои гены в другие бактерии с помощью процесса бактериальной конъюгации, что позволяет ее клеткам быстро приобретать устойчивость к новым антибиотикам, когда это необходимо. Благодаря этой способности, Е. coli дожила с тех времен, как возникла одноклеточная жизнь, до наших дней. Эта бактерия есть у всех нас – в основном в кишечнике. В обычных условиях она нам ничем не угрожает. Но когда мутировавшая Е. coli с такими нитями ДНК, которые делают ее особенно агрессивной, проникает в спинномозговую жидкость, эти примитивные клетки начинают неудержимо поглощать глюкозу и вообще все, до чего могут дотянуться, в том числе сам мозг.

Тогда в реанимации никому и в голову не приходило, что у меня менингит, вызванный Е. coli. У них не было никаких причин подозревать это. Такое заболевание среди взрослых встречается астрономически редко. Обычно эта бактерия поражает новорожденных, но уже среди младенцев старше трех месяцев вероятность встретить такую разновидность менингита исчезающе мала. Среди взрослых ежегодных случаев заражения – меньше чем один на десять миллионов.

При бактериальном менингите прежде всего страдает наружная оболочка мозга (кортекс), ее еще называют корой. Корка апельсина служит прекрасной моделью того, как кортекс окружает более простые доли мозга. Кора отвечает за память, язык, эмоции, визуальное и звуковое восприятие, а также за логику. Так что когда Е. coli вторгается в мозг, прежде всего страдают те его участки, которые отвечают за наши человеческие качества. Большинство жертв бактериального менингита умирает уже через несколько дней. Из тех, кто попадает в реанимацию с резким спадом неврологических функций, как я, выживает только 10 %. Да и то это сомнительное везение, поскольку многие из них проводят остаток жизни в вегетативном состоянии.

Хотя доктор Поттер и подумать не могла на менингит, вызванный Е. coli, она заподозрила, что мой мозг разрушает какая-то инфекция, потому и решила сделать пункцию. Но не успела она послать одну из сестер за необходимыми инструментами и начать готовить меня к процедуре, как мое тело напряглось, как будто через каталку пропустили электрический ток. Я испустил громкий агонизирующий стон, выгнул спину и бешено замолотил руками воздух. Лицо мое покраснело, вены на шее набухли. Лаура закричала, призывая кого-нибудь на помощь, и вскоре двое, затем четверо, а в конце концов шестеро санитаров навалились на меня, пытаясь удержать. Они зафиксировали мое тело в позе эмбриона, пока Лаура вводила еще одну дозу успокоительного. Наконец они смогли утихомирить меня настолько, чтобы можно было ввести иглу в позвоночник.

Когда бактерия нападает, тело немедленно защищается, высылая штурмовые отряды белых кровяных клеток с мест их дислокации в селезенке и костном мозге, чтобы противостоять вторжению. Это первые потери в масштабной войне клеток, которая начинается, когда чужой биоагент вторгается в тело. Доктор Поттер знала, что любое помутнение спинномозговой жидкости будет означать присутствие в ней лейкоцитов.

Она наклонилась и стала наблюдать за манометром – прозрачной вертикальной трубкой, куда должна была поступать спинномозговая жидкость. Первой неожиданностью для Лауры стало то, что жидкость не стала понемногу сочиться, а прямо-таки захлестала из-за опасно высокого давления.