Эти выводы русских православных богословов удивительно совпадают с умозрениями православных подвижников ХХ столетия. И им, духоносным старцам, задавали все те же вопросы о соотношении христианства со множеством религий. Приведем три ответа. Прославленный недавно в лике святых оптинский старец Нектарий (Тихонов, 1853–1928) говорил: «„Премудрость создала Себе дом на семи столпах. Эти семь столпов имеет Православие. Но у Святой Премудрости Божией есть и другие дома – там может быть шесть и менее столпов и, соответственно этому, различные ступени благодатности… Ковчег – Церковь, только те, что будут в ней, спасутся“. – А миллионы китайцев, индусов, турок и других нехристиан? – Старец отвечал так: „Бог желает спасти не только народы, но и каждую душу. Простой индус, верящий по-своему во Всевышнего и исполняющий, как умеет, волю Его, спасется, но тот, кто, зная о христианстве, идет буддистским путем или делается йогом – не мыслю“».[32]

Афонский монах, ученик преп. старца Силуана, а впоследствии настоятель православного монастыря в Эссексе (Англия) архимандрит Софроний (Сахаров, 1896–1993) объяснял: «Слова Христа „все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники“ [Ин.10,8]… надо разуметь в той же перспективе, как мы живем, и другое положение „враги человеку домашние его“ [Мф.10,36]. Они, „домашние“, любят нас, и мы любим их, но нам нельзя последовать за ними, когда они препятствуют нам отдаться Богу. Постольку, поскольку они отклоняют нас от единого истинного пути, они становятся нашими „врагами“, они „суть воры и разбойники“».[33]

Наконец, православный французский мыслитель профессор Оливье Клеман так передает слова константинопольского патриарха Афинагора (1886–1972), сказанные в 1968 г. по вопросу о множественности религий: «Я говорил Вам, Христос и христианство пребывают повсюду. Христос необходим нам, без Него мы ничто. Но Он не нуждается в нас, чтобы действовать в истории. Вся история человечества, начиная со дня Воскресения, и даже со дня творения, вся история пронизана христианством. <…> Так, завет Адама, или скорее Ноев завет, продолжает существовать в архаических религиях, прежде всего в религиях Индии с их космическим символизмом. <…> Но язычество забыло Бога Живого; мы же знаем теперь, что свет исходит к нам от Лица. Нужен был завет с Авраамом, и он, несомненно, обновлен в исламе. Завет с Моисеем сохраняется в иудаизме… Христос же заново воспроизвел все. Воплотившийся Логос, который созидает мир и открывает Себя в нем, является Словом, глаголящим устами пророков, чтобы направлять историю… Вот почему я считаю, что христианство есть религия религий, порой я говорю даже, что принадлежу всем религиям».[34]

Таков христианский ответ на проблему множественности религий, произнесенный в ХХ столетии.

Когда в XVIII–XIX веках западный образованный мир становится все более чуждым религиозности, он попробовал рассмотреть и веру в Бога не изнутри, как это делали древние христианские мыслители, но извне. Религия превратилась для ученых в объект исследования, в «форму общественного сознания». В это же время и, видимо, в определенной связи с секуляризацией наук об обществе появляется сравнительное религиеведение. Один из знаменитейших религиеведов XIX века и благочестивый лютеранин профессор Фридрих Максимилиан Мюллер, отталкиваясь от знаменитой фразы Гете, «кто знает только один язык, не знает ни одного», объяснял: «Самый красноречивый оратор и самый талантливый поэт, несмотря на все их умение пользоваться словами и мастерство выражения, не смогли бы внятно ответить на вопрос: чем в действительности является язык? То же самое относится и к религии. Кто знает только одну – не знает ни одной».