– Линейный проезд, дом девять, – сдавленно шиплю в трубку, надеясь, что Влад не скинет звонок и все расслышит, – квартира тридцать два.

– Уоу, полегче, ледышка! Мне типа на свидание сначала надо сходить.

Тарас с силой бросает что-то в дверь ванной. При желании, он сможет сорвать ее с петель. Но отчего-то ждет. Просто маринует, пока я от страха полезу на стену и словлю галлюцинации.

– Влад, пожалуйста! – прошу.

Я готова и правда умолять, чтобы кто-то пришел мне на помощь. Готова пообещать все, что угодно, лишь бы избавиться от Уварова раз и навсегда.

Снова удар в дверь, теперь кулаком. Уверена, осталась глубокая вмятина.

– Удавлю, тварь! – кричит уже не своим голосом громко-громко.

– Сейчас буду, – тон и голос Влада меняются моментально, будто подменили человека.

Снова усаживаюсь в угол, закрываю голову и уши руками. В детстве, когда мама с папой часто ругались, я также пряталась за стенкой. Напевала дурацкие детские песенки сквозь слезы, раскачивалась взад-вперед и ждала, когда шум стихнет.

– Рано или поздно ты выйдешь. Никуда не денешься, – последнее, что он сказал мне через дверь.

Тарас громко бьет посуду, сыплет ругательствами и кому-то звонит. Я слышу это отдаленно, но четко. Все звуки смешиваются в один долгий гул, под который я закрываю глаза, и, кажется, на стрессе выключаюсь.

Дергаюсь и ударяюсь больно коленом о скол кафеля, когда противный сигнал дверного звонка заставляет сердце завестись заново.

«Он пришел, чтобы помочь…»

2. Глава 2.

Вероника.

Звонят дважды. Звонок слышится так громко, что закладывает уши. Сотни мыслей начинают бродить в голове как по лабиринту.

«Он пришел, чтобы помочь…»

«А если это охрана Тараса? Зачем он ее сюда позвал?»

«На прошлой неделе этажом выше заселились соседи. Может, это они? Хотя, какие, к черту, соседи?»

Подхожу к двери и прислушиваюсь. Ничего не слышно, даже шагов Уварова. Это пугает еще больше. Неизвестность всегда страшит. Неизвестность и боль.

– Полицию, что ль, вызвала? – наконец-то слышу голос мужа.

Он надменный и высокомерный. Будто его не страшит наказание. Ведь Тарас его не получит. Ему все позволено: бить, издеваться, шантажировать, держать в страхе и неведении.

– Неужели ты еще не поняла, что это бесполезно? – устало говорит, проходя мимо двери в коридор.

Слышу, как щелкает замок и открывается дверь. Со скрипом. Смазать-то некому. Муж может только приходить, разбрасывать вещи, угрожать, а вот смазать дверь – нет.

Сама стараюсь перебороть страх и приоткрываю свою дверь.

– Добрый день, – вежливо здоровается Тарас. На людях он вообще замечательный муж, показательно-правильный до рвоты, – а Вы к кому?

Делаю тихие шажки на носочки. Мне бы одним глазком взглянуть, кто пришел.

Уже за несколько метров улавливаю ненавистную туалетную воду. Я чувствую ее на работе весь день, этот аромат даже не заглушает тушеную баранину, у которой специфический запах.

А следом в поле моего зрения попадает татуированная рука, которой он оперся о косяк двери. Уверенный, даже слишком, брови сведены к переносице, ноздри от ярости раздувается как у быка на корриде, губы в одну тонкую линию сжаты. Кажется грубым, неотесанным дровосеком.

Никогда мне не нравился и доверия не внушал.

Только пришел ведь… Влад Бессонов.

– Ника? – орет на всю лестничную клетку.

Я изо всех сил стараюсь скрывать, что происходит за моей дверью, живу тише воды ниже травы, а он орет, что есть сил.

– Прошу прощения, молодой человек, – снова вежливо говорит муж.

– Молодой человек – это курьер, которого я внизу чуть не сбил, когда пешком поднимался по лестнице, – басит грубо.