Но вот беда - сколько не тверди: шоколад, во рту слаще не станет. И мне не становилось легче. Еще немного поборовшись сама с собой, плюнула на все и отпустила чувства - зарыдала, закусив зубами большой палец, чтобы Манюня не услышала ненароком, как мама заходится в истерике.

Я плакала, но легче отчего-то не становилось. Наоборот, в груди рос и противно ворочался отвратительный, грязный, мутный ком. Он душил меня, и я захлебывалась собственными слезами…

Не знаю, сколько простояла вот так, под струями обжигающе горячей воды, но мало - помалу слезы иссякли и истерика стихла. Встряхнула головой и решительно переключила воду, упругая ледяная струя мигом привела меня в чувство.

Довольно слабости, хватит жалеть себя. Вышла из ванной и, осторожно ступая, ушла к себе в спальню. Там, остановившись перед напольным зеркалом, внимательно оглядела с ног до головы свое отражение. Господи, вот приснится такая красота, на всю жизнь останешься заикой. Из зеркала на меня смотрела настоящая страхолюдина - короткие светлые волосы торчат во все стороны как иглы у дикобраза, лицо белое с легким сероватым отливом, вместо глаз - щелочки, прикрытые покрасневшими, набрякшими веками, губы - два пельменя. Так выглядит жертва группового изнасилования, а никак не удовлетворенная женщина после ночи любви.

Последняя мысль заставила поморщиться. Ведь на самом деле Гаев был хорошим любовником - внимательным и страстным. Мелькнула даже мысль, что если бы мы с ним встретились при других обстоятельствах, возможно у нас бы и получилось бы что-то путное.

Я провела рукой по лицу и отогнала мысли о Гаеве подальше. Сейчас не время предаваться несбыточным мечтаниям, да и посыпать голову пеплом поздно, надо приводить себя в порядок, чтобы Манюня не упала в обморок, увидев меня. И тут нужны решительные меры. Именно поэтому я открыла один из ящиков трюмо и достала то, что должно было вернуть меня к жизни.

В прошлом году Манюня подхватила какой-то совершенно отвратительный вирус. Она болела тяжело, с высокой температурой и неотложками, практически прописавшимися в нашем доме. Я была при ней неотлучно. Сбивала жар, ставила уколы, делала компрессы и поила теплым морсом. Три дня, пока Манюня отчаянно температурила, я не сомкнула глаз, почти не ела, только пила кофе, чашка за чашкой. Манюня выздоровела, а я стала напоминать тощую, облезлую помоечную кошку. Именно в тот момент, отправившись в торговый центр за покупками, я зашла в магазин косметики и, совершенно неожиданно для себя, купила этот крем. Сказать, что он был дорогой, это не сказать ничего. Зачем я его купила? А вот не знаю. Консультант, каким-то шестым чувством опознав во мне перспективную покупательницу, соловьем разливалась, рассказывала об этом чудо - средстве, демонстрировала тяжелую баночку, уверяла, что крем, рецепт которого был разработан еще в прошлом веке, способен не только вернуть былую красоту лицу, но и сделать его обладательницу невообразимо счастливой. Я слушала, кивала, а потом взяла баночку в руку и ощутила необычный аромат. Так, должно быть, пах подарок Азазелло*.

Я купила этот крем, вот только так и не решилась им воспользоваться. Убрала подальше. Еще, помнится, подумала, что возможно подарю его кому-нибудь. А что? Отличный подарок, ведь не каждая женщина решится на такую неприлично дорогую покупку.

Сейчас, глядя на собственное неприглядное отражения, я поняла, что пришла пора воспользоваться чудо - кремом. Чуть ли не зубами разорвала прозрачную пленку, открыла крышечку и вдохнула странный аромат. Пахло травами и, почему-то аптекой. Зачерпнув густую массу, нанесла ее на лицо, шею и грудь и уставилась в зеркало, словно надеясь, что косметическое средство сотворит со мной чудо. Шли минуты, но никакого видимого результата я не наблюдала, а потом стало и вовсе смешно. В самом деле, что-то я совсем размечталась, не хватало мне еще взлететь, как Маргарита**. Пришлось брать проверенные патчи для глаз и лепить их на себя в надежде, что они хоть немного уберут отеки.