— Ах, Полонский? — вздыхает. — Нет, мы пропускаем его по выходным в порядке исключения…

— Полонский? — резко поднимаю взгляд на юную девушку. — Он…он…

— Бывший муж нашего бармена. Так что не волнуйтесь. Витя свой и не доставит вам неудобств.

Как же она ошибается.

— Ладно, — решаю поскорее отделаться от официантки, — неси мне холодной воды, горю весь, надо остудиться.

— Вам плохо?

— В глазах твоих карих тону. Ну всё, девушка, иди уже отсюда.

Летит выполнять заказ.

Достаю телефон и набираю владельцу отеля.

— Горин, чертов мой дружок! Целый день тебя жду и никак не могу лицезреть.

— Прости Демид, вылет задержали. Я и сам сейчас не в городе, а в Куршавеле.

— А знал ли ты, Горин, что в то время пока лучшие склоны Альп покоряются тебе, в отеле творится недопустимый балаган? С какой стати в ресторан пускают, не пойми кого с улицы? Ты обещал приличный отдых, а на деле я вынужден смотреть на мутных проходимцев. Звезды теряешь Андрюх, скоро до хостела скатишься.

Друг бранно ругается, но, кажется, эта новость для него совсем не вопиющая.

— Упыри, — имеет в виду работников, — в конец распоясались. Двести раз уже пожалел, что вообще с этим бизнесом связался… Одни убытки!

— Добросердечный ты, Горин, не умеешь держать в стойле персонал, — смеюсь. В этот момент замечаю, как Виктор, оборзев, шагает за бар к Юле. Он хочет заигрывать с женщиной и распустить свои липкие клешни. — Слушай, — ударяю кулаком по столу, — у меня есть деловое предложение. Ты когда возвращаешься?

— Завтра.

— Жду тебя Горин, как соловей лета. Только приземлишься, езжай прямиком в отель.

— Добро.

Официантка приносит воду. Угодливо переливает в стакан. Опустошаю его залпом.

Юля дает отпор назойливому Виктору, и тот возвращается на стул. Может, ее напрягает чрезмерная навязчивость, может, меня постеснялась. А смысл?

В любом случае оставаться в ресторане мне не хочется до тошнотворного рефлекса.

Кругленькую сумму на чай дарю официантке, а Полонскую пусть бывший муж обеспечивает.

Встаю из-за стола и шагаю вон.

Выхожу за угол и вижу посреди коридора Машу. Она в домашних тапочках и пижаме с единорогами. Держит в руке стакан молока.

Девочка куда-то шла, но заметив меня, останавливается.

Я же искусно отвожу взгляд, надеясь, что Маша меня не узнает. Как это безрассудно…

— Добрый вечер вам, — через улыбку обращается.

— И тебе, Машенька. Почему ты еще здесь?

— Когда мама дежурит, я всегда живу в отеле. Меня тут уже все знают. Я встала, чтобы попросить у тети Оли теплого молока.

— Разве у тебя больше нет никого, кто бы смог присмотреть за тобой пока мама на работе?

Девочка отрицательно мотает головой.

Так получается, что мы вровень двигаемся по коридору, но вскоре девочка останавливается возле двери. Это не номер, предназначенный для комфортной ночевки.

— Здесь я живу, — доверчиво распахивает створку и проходит внутрь.

Я же замираю у порога.

Коморка квадратов на пять с крохотным диваном еле-еле подходящим под рост девочки. Он заботливо застелен бельем.

Маленький стол, на нем горит ночник, рядом планшет и комочки использованного пластилина. Какой-то шкаф.

В дальней части валяется лежанка, на которой, встревоженный моим появлением, проснулся щенок. Тут же его миски. По стенам на канцелярских гвоздиках развешаны альбомные листы с каракулями. Машеньки или Полонской, не знаю.

— М…да… — еще раз оглядевшись, фокусируюсь на Маше.

Даже жалко ее стало. Или я просто зажрался и теперь делю все на черное и белое.

— Спокойной вам ночи, Демид, — отхлебнув из стакана, улыбается. По уголкам ее губ расползлись молочные усы.