- Почему ты ничего не сказала? – иду за ней и пытаюсь говорить тихо, склоняясь над ней, чтобы прохожие не слышали нашу перепалку.

- О чем не сказала? – не глядя и не останавливаясь, выясняет отношения со мной Сашка.

- О дочери! О чем же еще?! – кричу шепотом.

- Ее зовут Дарина, - слегка раздраженно отвечает.

- Да хоть как ее зовут! Почему ты ничего мне не сказала?!

На этих словах Саша останавливается и смотрит на меня так, что вот-вот убьет, если положить ей в руки оружие.

- Потому что ты скотина, - цедит тихо, приблизив лицо. – Тебе плевать на людей, которые тебя любят, которые о тебе заботятся, и которые лезли в любое говно, только чтобы поддержать тебя. Сейчас же от тебя требуется только сдать кровь на анализ. Нужно выяснить, можешь ли ты быть донором. Если результат окажется отрицательным, покатишься ко всем чертям. Забудешь сюда дорогу и будешь жить прежней беззаботной жизнью.

Саша идет дальше по коридору, входя в отделение, где лежит наша дочь. Иду за ней быстрым шагом.

- Она не похожа на пятилетнего ребенка, - почему-то начинаю сомневаться в отцовстве. – Она слишком маленькая для этого возраста.

- С чьими детьми сравниваешь? – опять поворачивается ко мне и спрашивает с вызовом.

- С другими, - только и пытаюсь объяснить. – Да при чем тут это?! Я пытаюсь понять, моя ли это дочь?!

- К сожалению, да, - Саша снова идет в сторону палаты.

- В каком смысле?! – пытаюсь говорить тихо, но эмоции зашкаливают.

- Для нее и для меня, к сожалению, ты являешься отцом. Все это время мы вполне успешно обходились без тебя. Но вот приходится к тебе обратиться. Если бы не необходимое донорство, в жизни бы к тебе не пришла.

- Обходились?! – хватаю ее за локоть и останавливаю силой. – Моя дочь в онкологическом центре. Не подросшая и не добравшая нужного веса! Изможденная, не видящая солнечного света, арестованная медперсоналом. И это ты считаешь «обходились»?! Да ты довела ее! Из Освенцима освобождали упитаннее людей, чем эта!

- К твоему сведению, у нее генетическое заболевание, - продолжает цедить мне в лицо так, что того и гляди плюнет в него. – Иммунная недостаточность передается от родителей тоже. Может быть это ты ее довел до такого состояния?! – теперь уже кричит Саша.

- Я?! – ору, не стыдясь. – Да я впервые вижу этого ребенка!

- Ах, «этого ребенка»?! – Саша сжала кулак и ударила бы меня, если бы не громкий крик врача.

- Назаровы! – рявкает врач, приводя нас в чувства.

Мы и все, кто в это время находился в коридоре, замолчали. Все смотрят на нас. Кто-то с удивлением. Кто-то с осуждением. И я бы поспорил, за что нас осуждать, если бы врач не кивнул в сторону. С Сашей синхронно поворачиваем головы и… видим нашу дочь.

В споре с Сашей совсем не заметил, как вернулся из курилки обратно. И мне можно простить, поскольку в этом центре я впервые. Но вот как моя бывшая так ошиблась?!

Но ни времени, ни возможности журить Сашу нет. На нас смотрят милые глазенки, в которых нет испуга или огорчения. Порой кажется, что в глазах дочери пустота. Она будто сквозь тебя смотрит. Но по ладошке, которая лежит на стекле, понимаю, что девчушка обеспокоена нашим конфликтом.

Саша только сердито поджала губы. Я же не знаю, что сказать. Радует только то, что все свидетели нашего скандала разошлись и занялись своими делами. Как ни странно, но выручает дочь:

- Мам, пап, не ругайтесь, - говорит она спокойно. – Я больше так не буду.

- Чего ты не будешь? – одновременно выдаем, подходя с Сашей ближе к стеклу и присаживаясь на корточки.

- Я больше не буду болеть. Обещаю, - прося и умоляя, говорит дочь. – Я обещаю поправиться. Я буду хорошо кушать. Только не ругайтесь.