Хотя и отозвал меня в сторону. «Проследи, чтобы она не носила такое дерьмо в школе» — сказал он.

Отлично. Теперь я должен одевать ее по утрам.

В обычное время, когда мы были в дома, она очень мешала мне работать, когда одевалась подобным образом.

Но сейчас все гораздо хуже, потому что рядом никого нет. Никто не заглядывает мне через плечо, некому доложить боссу, что я потратил слишком много времени, разглядывая его восхитительную дочь. Ее длинные ноги, такие гладкие и соблазнительные. Наверняка на ощупь она как шелк, хотя я не осмелился бы прикоснуться к ней и пальцем. Я даже не прикасался к ее руке или кисти с той ночи. Я не доверяю себе.

Она перекладывает ногу на ногу, и у меня пересыхает во рту.

— Извини, Юр. Просто включи радио? Я думаю, что поездка будет намного приятнее.

В ее тошнотворно сладком голосе слышится язвительность, которой достаточно, чтобы заставить меня рассмеяться.

— Думаю, я могу это устроить, — я нажимаю кнопку на руле. — Видишь? Относишься к кому-то с уважением, и получаешь уважение.

— Ты что Макаренко?

Она бросает на меня эпический взгляд, а затем возвращает свое внимание к телефону, продолжая прокручивать социальные сети. Я только усмехаюсь, снова сосредоточившись на дороге.

Я видел фотографии квартиры, в которую мы переезжаем, и не могу притворяться, что она не впечатляет. Целая семья могла бы жить там с комфортом - спальни просто огромные. Я бы убил за такую большую комнату, когда был подростком и теснился в том, что было чуть больше шкафа, вместе с тремя братьями, о которых заботились мои бабушка и дедушка. Две двухъярусных кровати были слишком велики для этой комнаты. Мне приходилось поворачиваться боком, чтобы пролезть между ними.

На первый взгляд, я прошел долгий путь. И моя работа, несмотря на то, что она изнурительная и тяжелая, чем все, что мне когда-либо приходилось делать, намного легче, чем быть разнорабочим и рать канавы и ходить на завод, чем занимался мой дед, когда был в моем возрасте. Мой отец всегда любил напоминать мне об этом, когда я жаловался, как это иногда делают дети. Но это было до того, как он начал работать на босса - до того, как наша жизнь изменилась. До того, как меня забрали из дома моих бабушки и дедушки.

Я не копаю канавы, но я вырыл не одну яму, которую потом заполнил тем, что осталось от людей, которых мне поручили устранить. Интересно, что бы подумал об этом мой дедушка.

— Смени станцию. Найди что-нибудь менее скучное?

Я смотрю на нее в зеркало.

— Это классика.

— Классика? — она морщит нос от отвращения. — Это старье.

Я знаю, что она делает это, чтобы поиздеваться надо мной. Я знаю, что она слушает подобную музыку. Она хочет начать ссору, вот и все.

— Это то, на чем я вырос. Послушай, тебе понравится.

— Не хочу. Просто переключи.

Проще сделать как она просит, чем пытаться объяснить. Мы могли бы быть в горящем здании, и она набросилась бы на меня с кулаками, если бы я предложил помощь. И все потому, что это исходит от меня.

Так безопаснее. Я должен помнить об этом. Лучше, если она меня ненавидит, потому что тогда она не будет подкатывать ко мне, как в ту ночь. Сколько раз я дрочил при воспоминании о ее идеальном теле, так близко к моему? Вот она, рядом. Все, что мне нужно было сделать, это протянуть руку и схватить, и на этом все закончилось бы. Я не смог бы остановиться, как только дотронулся. Когда узнал бы, какова она на ощупь.

Вместо этого я проводил ночи, одержимый ею. Фантазируя о том, что могло бы случиться, если бы я не был таким сдержанным.