Ей не показалось. Просто мама не была на ее месте и не испытывала того унижения, которое испытала Лира.

– Что дальше? Мы станем приглашать специалистов из Франции?

– Ну даже если и станем, то что? – осведомляется папа в прежней легкой манере. – Можем себе позволить.

Мама награждает его мимолетной улыбкой, в которой Лира легко читает презрение. Она не понимает отношения матери, несмотря на то что знает откуда растут ноги у их богатства. Отцу можно сказать, что досталось нехилое состояние деда, но с тех пор он многократно увеличил его, удостоившись прозвище «фармацевтический король». Но мать упорно продолжает смотреть на отца, словно это он, а не она не знает цену деньгам.

– Каждый раз, когда у Лиры испортится настроение?

Лира сминает губы, быстро облизывая их.

– Просто маме стыдно перед своими друзьями. Кто порекомендовал тебе это агентство? Лола Александровна? Или нет…

Лира делает вид, что задумалась. Ей горько, а еще она ненавидит себя за свое состояние. Раньше она бы ушла и не стала терпеть подобного. Алина Станиславовна все никак не может уяснить одно такой простой вещи – дети взрослеют, у них появляется собственная воля, отличная от родительской и жизнь.

– Она владеет им.

– Да. И что с того?

Ей кажется, что все очевидно.

– Тебе стыдно за меня перед своими друзьями, мама. А я не хочу терпеть подобного отношения со стороны чужого человека. Она не ставит меня ни во грош. Но все меняется, когда появляешься ты. Конечно, ты не замечаешь этого, потому что Марина Константиновна не дура и быстро смекнула, как стоит вести себя в твоем присутствии.

У Лиры начинают дрожать губы. Это невыносимо тяжело лишиться достоинства. Еще хуже – это рассказывать, как с ней обращаются в отсутствии родителей, словно она маленькая.

Ведь она и правда не может постоять за себя теперь!

Лучше бы авария отняла у нее не ноги, а разум! Тогда бы ей не было дела ни до чего вокруг.

– Интересно, – продолжает Лира быстро, не дав вставить матери и слова, – что ты скажешь, когда из дома станут пропадать вещи?

– Это невозможно, – отвечает мама с таким видом, словно отражает колкости на светской тусовке. – У нее безупречная репутация.

– А у друзей, которых она приводит? – осведомляется Лира, не желая сдаваться. – Это мелочи, если они обнесут весь дом, но что ты скажешь на это Лоле Александровне?

Ей горько и ее рвет на части от того, что приходится говорить подобные вещи. Почему недостаточно ее желания?

– Ты сгущаешь краски, Лира, – говорит мама, покривив губами. – То, что к Марине заглянула подруга – в том нет ничего страшного.

– Лирок, это серьезное обвинение, – вмешивается отец, разрядив ситуацию.

Ей хочется спросить: а издевательство бездействием, глумление за дверями спальни, страх, когда ты понимаешь, что ты окружен посторонними людьми – это несерьезно?

– Подруги, – поправляет она, продолжая и отгоняя воспоминания, – которые пили и веселились в гостевом домике те три дня, когда ты была на шоппинге в Милане.

Она ненавидит жалость от кого бы она ни исходила. Но… Она готова к тому, чтобы рассказать все, если родители упрутся и не пожелают пойти ей навстречу. Правда… Она потом сделает все, чтобы не жить с ними под одной крышей, съедет к себе в квартиру, а там сделает с собой что-то. Одиночество убивает ее ничуть не меньше, чем пренебрежение ее интересами.

– Проверьте камеры, если не верите мне. Охранник, наверное, подтер записи, но вы загляните в резервное хранилище.

Она отворачивается. Это противостояние вымотало ее неменьше, чем ежедневные попытки подняться или пошевелить ногами. Ее тело не слушается ее.