Я старалась поддерживать ровное поступление кислорода в легкие, но получалось плохо.

По щекам потекли слезы, и меня затрясло от ярости. Почему я смогла запретить себе думать о Деве – но меня прорвало от мыслей о смерти его подружки? Что со мной такое?

– Эй, малыш… – положила мне руку на плечо Нелинья. Она не знала, что сказать, и молча протянула мне упаковку одноразовых салфеток.

Ну да… одной салфеткой сегодня точно не обойтись. И я не единственная, кто в них нуждался.

У сидящей у окна Эстер опухли веки. Без конца шмыгая носом, она что-то лихорадочно писала на новой карточке: это был ее способ осознания всего происходящего ужаса. Топ, почуяв, кто из нас сейчас больше всех в нем нуждается, подошел ко мне и ткнулся носом в колени: «Привет, правда, я милый? Погладь меня».

Джем сидел через проход, стиснув зубы с силой сработавшего медвежьего капкана. По бокам его ремня в стиле Дикого Запада висели кобуры с «Зиг Зауэрами P226». Он называл их своими «близнецами», за что и получил прозвище Джеминай. На коленях у него лежала штурмовая винтовка M4A1.

Еще одна странность, о которой я особо не задумывалась: в Гардинг-Пенкроф нас учили владеть армейским оружием. Что оказалось очень кстати, учитывая, что мы теперь, судя по всему, находимся в состоянии войны с другой старшей школой.

В автобусе было ненормально тихо. Все погрузились в свои невеселые мысли.

Наконец Джем спросил меня:

– Есть идеи по поводу того, что происходит?

Логично, что он хотел получить ответы. В его коричневых глазах отражался проносящийся за окном пейзаж. На моей памяти он даже в самых стрессовых ситуациях всегда сохранял спокойствие, не позволяя себе ни следа испарины на лбу. Я была благодарна ему уже за то, что он не злился на меня и ни в чем не винил, хотя его наверняка тоже не прельщала обязанность быть моей нянькой.

Я помотала головой:

– Честное слово, понятия не имею.

Я сказала правду. Так почему же я чувствовала себя так, будто соврала? Откуда в моем голосе эта мерзкая виноватая нотка?

Джем постучал большим пальцем по прикладу винтовки.

– Мне понадобится твоя помощь. И ваша тоже, – он кивнул Эстер и Нелинье. – Я знаю, мы никогда не ладили…

Нелинья фыркнула.

– …но, уверен, вы со мной согласитесь. – Джем посмотрел в проход и понизил голос: – Мы четверо – лучшие на наших факультетах. Не в обиду Тиа и Франклину. Они знают свое дело. Но на войну я предпочту идти с вами, хоть вы и не все старосты.

– Как мило, – буркнула Нелинья.

– Я лишь хочу сказать…

– У тебя это плохо получается, – снова перебила она.

– Он прав, – вмешалась Эстер, не отрывая глаз от почти полностью исписанной ее мелким почерком карточки. – Мария лучше всех в теории, но у Нелиньи выше баллы по прикладной механике и военному машиностроению. Франклин лучше меня в практической медицине, но… – она пожала плечами.

Джем сухо ей улыбнулся:

– …но ты Эстер Гардинг.

– Я хотела сказать, что я лучше во всем остальном. Это получилось грубо?

Ей никто не ответил. Мы все знали Эстер и то, что ее совершенно не привлекает должность старосты. А еще – что она косатка до мозга костей. Эти карточки успокаивают ее не хуже Топа, потому что в голове у нее хранится больше информации о Гардинг-Пенкроф, естествознании и морских экосистемах, чем во всех книгах нашей ныне уничтоженной библиотеки. Она не любит людей, за исключением Нелиньи и меня, и предпочитает проводить время с животными. Как гениальный эмпат, она мастер невербального общения с представителями других видов и может сказать, что животные думают или чувствуют – с людьми у нее получалось хуже, – и с поразительной точностью предсказать их действия… когда ее не захлестывают эмоции.