– А это Элиза, наша воспитанница, – сказал Джереми Соммерс.

И тут Джейкоб Тодд допустил вторую бестактность:

– Воспитанница – это что значит?

– Это значит, что я не из их семьи, – спокойно объяснила Элиза, как будто разговаривала с дурачком.

– Правда?

– Если я буду плохо себя вести, меня отправят к монахиням-католичкам.

– Ну что за глупости, Элиза! Не обращайте на нее внимания, мистер Тодд. Детям приходят в голову странные идеи. Разумеется, Элиза – часть нашей семьи, – вмешалась мисс Роза, вставая со стула.

Элиза провела тот день с няней Фресией, готовя ужин. Кухня находилась во дворе, но мисс Роза соединила ее с домом крытым проходом, чтобы не краснеть перед гостями за остывшие или помеченные голубями блюда. Этот домик, почерневший от жира и копоти, был безраздельным царством няни Фресии. Кошки, собаки, гуси и куры вольготно бродили по этому строению из сырого кирпича, дверь в кухню никогда не запиралась; здесь каждую зиму находила пропитание выкормившая Элизу коза, которая дожила до преклонных лет, потому что ее никто не отваживался убить, – это было бы как убийство матери. Элизе нравился запах сырого теста в формах, когда дрожжи, вздыхая, производят свою таинственную работу и рыхлят тесто; нравился запах жженого сахара, которым украшали булки; нравилось, как пахнут куски шоколада, тающие в молоке. По средам перед зваными вечерами две мукамы (девушки-индианки, которые жили в доме и работали за еду) чистили серебро, гладили скатерти и до блеска натирали хрусталь. В полдень кучера отправляли в кондитерскую покупать сладости, приготовленные по рецептам, ревностно хранимым еще с колониальных времен. Няня Фресия пользовалась этой поездкой, чтобы подвесить на конскую упряжь кожаный мешок с парным молоком: мерная рысь взбивала его в сливки.

В три часа дня мисс Роза призывала Элизу в свою комнату – там кучер и слуги устанавливали бронзовую ванну на львиных лапах, мукамы протирали ее простыней и наполняли горячей водой с листьями мяты и розмарина. Роза и Элиза, как два ребенка, плескались в ванне, пока вода не остывала и не возвращались служанки с ворохом одежды: они помогали дамам надевать чулки и туфельки, панталоны до середины бедра, батистовые сорочки, а поверх – широкие юбки с валиками на бедрах, чтобы подчеркнуть стройность талии, потом еще три накрахмаленные юбки, а потом и платье, покрывающее тело целиком, так что на виду оставались только голова и кисти. Мисс Роза надевала еще и корсет из китового уса, такой тесный, что она не могла дышать и поднимать руки выше плеч, не могла сама одеться, не могла согнуться, иначе китовый ус ломался и роговые пластины иглами впивались в тело. То был единственный прием ванны за всю неделю, мероприятие, сопоставимое разве что с субботним мытьем волос, и ванну могли отменить под любым предлогом, поскольку эта процедура считалась опасной для здоровья. В течение недели мисс Роза использовала мыло неохотно, предпочитая тереть себя смоченной в молоке губкой и освежаться eau de toilette[2] с запахом ванили, что, по ее сведениям, во Франции вошло в моду еще при мадам Помпадур; Элиза могла с закрытыми глазами распознать мисс Розу среди множества людей – от той всегда пахло десертом. Когда Роза переступила тридцатилетний рубеж, кожа ее оставалась все такой же прозрачной и тонкой, какой кичатся английские барышни, пока яркий свет и собственное их высокомерие не обращают ее в пергамент. Роза ухаживала за своим телом при помощи розовой и лимонной воды для чистоты кожи, меда из гамамелиса для нежности, ромашки для яркости волос и целого набора экзотических бальзамов и притираний, которые Джон привозил сестре с Дальнего Востока, где, по его словам, живут самые прекрасные на свете женщины. Роза выдумывала фасоны платьев, вдохновляясь лондонскими журналами, а потом сама кроила себе наряды в комнате для рукоделия; талант и интуиция помогали ей обновлять свой гардероб за счет неизменных лент, цветов и перьев, которые служили ей годами, но не устаревали. Роза не пользовалась черным платком, чтобы прикрывать голову, выходя из дому, как это делали чилийки, – этот обычай казался ей вредным заблуждением, она предпочитала короткие плащи и коллекцию шляпок, несмотря на косые взгляды прохожих, которые принимали ее за проститутку.