И этот поцелуй, только теперь по нарастающей… сперва нежный, потом, с каждой утекающей секундой, всё более жадный. С давлением языка, обводящего кромку зубов, с рукой, придавливающей шею, чтобы пресечь попытку отвернуться.

Зажмурившись, чувствую лишь горечь и соль во рту. Слёзы стекают к губам, которые он болезненно прикусывает. Крадёт дыхание. Показывает свою утвердившуюся власть. Царапает нервы хриплым шепотом:

— Только не дури, солнце. Не заставляй меня быть жестоким. Между нами ничего не меняется… я по-прежнему тебя люблю.

Волна гнева вспыхивает во мне с такой силой, что в лёгких не остается воздуха. Такое не проглотить. Не выкинуть. Не забыть.

Меня трясет от того, с какой уверенностью Тео жонглирует словами.

«Ничего не меняется», — припечатывает.

«По-прежнему люблю», — обжигает. Душит своей лживостью.

Я не вырываюсь. Знаю, что бесполезно, поэтому просто, глядя в горящие нетерпением глаза, тянусь к кольцу со словами:

— Надеюсь, ты понимаешь, что я сейчас же уйду.

— Разумеется, — с хищным прищуром перехватывает ладонь и сдавливает пальцы, поднося их к своему рту. Легкий поцелуй прожигает кожу. Кажется обманчиво нежным, но всё это игра на публику, потому что от крепкой хватки у него белеют костяшки пальцев, а у меня надламываются брови от такой демонстрации силы. — Тебя проводят. Энцо!

Из толпы выруливает коренастый мужчина, на которого я сперва не обратила внимания. Одет как охранник. Мазнула глазами и отвернулась.

Однако сейчас у меня появляется возможность рассмотреть его лицо. Суровое, небритое, с грубыми чертами и холодной решимостью во взгляде. В горле застревает огромный ком, пульс бьёт по ушам, на языке вертится смачное ругательство.

Меня проводят, но явно не к входной двери. Тео больше не скрывается. Незачем лебезить, когда весь контроль в его руках.

— Моя невеста плохо себя чувствует. Проводи её обратно в комнату. Я поднимусь позже.

Боится, что я прямо тут закачу сцену на потеху публике и тем самым разрушу его неповторимый авторитет? Как это — глава клана, а обычную женщину в узде не держит?

Боже. Мне даже хватает сил на то, чтобы горько усмехнуться, прежде чем уйти. Вернуться в спальню. В пух и прах разодрать роскошное платье, вымещая на нём свою злость. Переодеться в джинсы и толстовку. Взять телефон, чтобы открыть карту и определить местоположение.

Казаль-Палокко. Один из самых дорогих районов, который полностью контролируется Фальконе. А я и правда дура. Могла бы и раньше догадаться, если бы не позволяла вешать себе лапшу на уши.

Никакого плана нет. Сажусь на кровать, беспокойно ерзаю на месте. Скрестив ноги, облокачиваюсь на пышные подушки, принимаясь ждать. Знаю, что дверь закрыта. Если через окно — рискну переломать все рёбра. Слишком высоко.

Стискиваю в ладонях мобильник. Смотрю на часы. Потом перевожу взгляд на кольцо. Снимаю, чтобы рассмотреть поближе.

На ободке выцарапан символ. Скорпион с острым, как игла, шипом на конце. Разве это не иронично? Тео точно так же впрыскивает яд прямо в кровь. Доза за дозой, чтобы наверняка им отравиться.

Мечусь, как в лихорадке, кусая губы и вплетая пальцы в волосы, с силой оттягивая до рези в глазах, пока, наконец, не щёлкает дверная ручка, а на пороге несокрушимой скалой не появляется Тео.

— Уже переоделась? — развязывает галстук и бросает его на постель, мгновенно меняясь в лице, стоит ему заметить одинокое кольцо, лежащее на покрывале. — Настолько не понравилось? Можем подобрать другой дизайн, если хочешь.

— Я хочу, чтобы ты сказал мне, что всё это — неправда, — эмоции пробиваются наружу. Голос с треском ломается, и меня захлестывает с головой, — что ты не чёртов Фальконе, который заправляет целой толпой головорезов!