— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже.

И это «тоже» срывает последние клапаны. Становится точкой невозврата, носит необратимый характер, сжигает любые пути отступления.

Признаваться не преступно.

Преступно не знать, кому именно ты признаешься в ответ.

— Не пойму, у тебя фетиш на секс в одежде? — жмурюсь, ощущая неприятное трение грубой ткани о влажную, чувствительную кожу.

Приятная истома одолевает тело, так и хочется закрыть глаза и подремать хотя бы пару часов, но это слишком большая роскошь.

— Не терпится увидеть меня обнаженным? — хмыкает мужчина, натягивая боксеры с брюками и ложась рядом. — Вдруг я стыжусь?

— Ты-то? — из меня вырывается звонкий смешок. — У тебя нет чувства стыда. Совести, кстати, тоже.

— Ауч. Посмотри, какая ты болтливая, — недовольно цокает, — это нужно исправлять.

Вовремя подскакиваю, избегая наглое поползновение ладони. Даже в полумраке вижу его горящие глаза, тщательно следящие за тем, как я прикрываю наготу тонким пледом, стянутым с углового пуфика, как рукой пытаюсь распутать всколоченные волосы, как чертыхаюсь, понимая безуспешность попыток.

Удивительно, но никакой неловкости я не чувствую. Прикрываюсь, чтобы лишний раз не дразнить, тороплюсь, чтобы избежать долгих разговоров, но на деле понимаю, что это всё равно выглядит как бегство.

Включаю лампу у прикроватного столика, заглядываю в зеркало с подсветкой и тихо охаю от количества кровоподтеков на шее и груди. Уму непостижимо.

— Ты меня сожрать пытался, что ли?

— Пока что нет. Только распробовал, — довольно усмехается, закидывая руки за голову, — больно вкуснючая.

— И как мне теперь ходить? Прикрываться как монашка?

— Отличная идея.

— Вот дурак, — бурчу себе под нос, пока натягиваю одежду. Лямка спортивного топа зверски порвана, на рукаве лонгслива в двух местах разошелся шов. Сплошное бедствие. — Я тебе потом такой счет за одежду предъявлю.

— Всё, что захочешь, солнце.

— О-о-о, какой безотказный. Один секс, а уже такие заявления?

— Я не из-за секса так говорю, — понижает голос, уже без всякой шутливости припечатывая, — а из-за признания. Ты вкурсе, что только что сделала меня самым счастливым мужчиной на планете?

Немного тушуюсь, за волосами скрывая румяные щеки. Вот же льстец!

Глупая улыбка так и просится на лицо. Ощущение, словно пускают ток по коже, который задевает каждый нерв, кружит голову и ярким фейерверком взрывается глубоко внутри, рисуя одно единственное имя на сердце тонкой кистью.

— Тогда мы в расчете, — подхожу к кровати и наклоняюсь.

Собираюсь просто чмокнуть в щеку, но Тео резко поворачивается и впивается в губы, тут же дразнящим прикосновением языка размыкая рот и захватывая в плен тяжелой ладонью подбородок, чтобы не увернулась.

Настойчиво, неистово и жадно целует, пальцами зарываясь в волосы, что кажется, будто языки пламени облизывают тело, снова бросая в жар.

— Мне пора, — прощание дается нелегко. Рукой упираюсь в крепкую грудь, перевожу дыхание, чтобы собраться с мыслями.

Несколько томительных мгновений Тео ничего не отвечает. Просто смотрит в глаза – пристально, внимательно, словно надеясь отыскать что-то на дне зрачков. Потом прищуривается, облизывая свои губы, и тяжело сглатывает.

— Пообещай мне одну вещь, — хрипло требует, не отрывая взгляда, — ты не будешь собой рисковать. Хочешь таскаться за девчонкой Россетти — пожалуйста, но не больше. Неважно, что произойдет и какие будут обстоятельства. Поняла меня? Не суйся ни во что. Не геройствуй хотя бы ради меня, договорились?

— Ты меня пугаешь.

— Я серьезно. Пообещай, — так же властно, — не отпущу, пока не пообещаешь.