И был таков… Наверно, был везуч!
То были не смертельные раненья,
И самолёт меня не подводил,
Теперь уж потихоньку, без сомненья
Направился к себе, конечно, в тыл…
          За час полёта даже не заметил,
          Что топливо быстрей идёт на спад;
          Забарахлил один мотор, отметив,
          Что бензопровод задышал не в лад…
По времени я чувствовал, что где-то
Уж должен вот приблизиться к своим…
Но тут второй мотор зачах, и мне-то
Пришлось так пилотироваться с ним…
          Наметил вдалеке с посевом поле,
          Решил там приземлить свой самолёт…
          Но вот уж, опустившись поневоле,
          Увидел в поле сельский там народ…
Уборку урожая те творили,
Не слышали беззвучный мой полёт;
И что-то потихоньку тихо рыли,
Не обращая взор на небосвод…
          Нажал я на форс-клапан, весь в надежде, —
          Взревел уже остывший самолёт…
          И разбежались люди, взяв одежды…
          Так и закончил славный тот полёт…
Мне выйти из кабины помогали,
А ноги я не мог уже волочь…
И на траве попонку расстилали,
И все готовы были мне помочь.
          Я попросил, чтоб сообщили срочно
          По телефону в войсковую часть,
          Что прибыл, но что ранен не нарочно,
          Сам не смогу в полк на доклад попасть…
И хорошо б, пришла чтоб «санитарка»
И отвезла скорее в медсанбат —
Ведь ноги ампутировать мне жалко…
Приказ исполнен, напишу доклад…
          Брала усталость и потеря крови,
          Глаза смыкались, будто в забытьи…
          Но чувство было радости и боли,
          Что превозмог себя я в той дали!
И что раненья ног – то не смертельно;
Что жив остался, это поважней!
И самолёт, хоть было всё предельно,
Но не подвёл и будет вновь целей.
          И буду вновь я ощущать все звёзды,
          И буду любоваться вновь луной,
          И стану командиром рано ль, поздно,
          Но буду со своей всегда страной…
Я провалялся в госпитале мирно
И был представлен наградной тот лист,
Где подвиг мой расписан не картинно,
А чётко, с описаньем главных лиц…
          Что разработан план совсем не тщетно,
          Листовок напечатаны мешки;
          И что придуман способ мимолётно
          Рассыпать в нужном месте те тюки…
На фото, что провёл в своём полёте,
Запечатлён большой переполох,
И также захватил даже на взлёте,
Как «мессер» мне стреляет прямо в бок…
          Тот лагерь, что заснял тогда на фото, —
          Майданек был, на польской стороне.
          Там сотни тысяч жизней, как в болоте,
          Сгубили немцы – миллион в огне…
Я позже получил свою награду,
Когда ушёл почти на костылях…
И был тот орден мне, конечно, к ряду,
К тому, что получал в других боях…
          Ещё потом летал я по заданьям,
          И были риска полные они,
          Но так, как над Майданеком в «порханьях» —
          Ни разу не пришлось… То были дни!..
После войны мемориал воздвигли,
И стал музеем тот преступный плац;
В честь тех людей, что в лагере погибли,
Чтоб знали люди про нацистский план!
          Чтоб никогда не повторилась в мире
          Война, которой не было страшней,
          И чтоб движенье развивалось шире:
          За мир, добро, за будущих детей!..
Меня, как фронтового офицера,
Отправили уменье повышать:
Чтоб, отучившись, – видимо, с прицелом —
Мог я полком иль бо́льшим управлять…
          А я семьёй в то время обзавёлся,
          И народились доченька, сынок;
          И счастлив был, коль огонёк завёлся
          И ждал меня, как добрый маячок…
Освоил я квартир служебных много:
На Сахалин, в Приморье занесло;
Командовал полком толково, строго