23. Глава 22

Вера

Кажется, я не волновалась так, как в последний свой вечер в доме Бориса, никогда. Наверное, если бы за восемь лет случилось хоть что-то хорошее в этих стенах, я даже прониклась бы ностальгией и минутными воспоминаниями, но нет. Ностальгировать мне не пришлось, а вспоминать… Я и так в них жила последнее время. Жила, впервые делилась с другими и пыталась переболеть.

Одно время думала обратиться к психологу, чтобы изливать душу и сбрасывать боль, но Боря запретил, наглядно показав, что будет, если я ослушаюсь. Вывих локтевого сустава отпечатался в сознание хорошо, выбив желание делиться своими переживаниями со сторонними людьми.

За ужином Уваров был, как никогда, молчалив и задумчив, хмурил брови и посматривал из-под них на меня. Не знала бы его, решила бы, что он догадывался о моём побеге. Катрина нервно пилила мясо, издавая противные звуки скольжения ножа по тарелке, Боря налегал на коньяк, всё реже вспоминая про закуску, а я последний раз играла марионетку в его постановке.

– В спальню, – зло выплюнул почти бывший муж, резко выдвигая стул, отчего тот печально скрипнул и опрокинулся на пол.

Живая игрушка дёрнулась, со страхом проводила спину Уварова, налила в его стакан коньяк, громко сглатывая, спешно выпила и потрусила в сторону лестницы. Давай, Вера. Последняя ночь, и уже завтра все эти извращения останутся в прошлом, как кошмарный сон, проникающий в темноте в сознание.

Было ощущение, что Боря чувствует скорое расставание, пытаясь выплеснут в эту игру максимум боли и унижения. Коньяк не сильно помог Катрине в противостояние боли, и она несколько раз скатывалась в предобморочное состояние, а пощёчины, отвешиваемые мне, отдавали тупыми спазмами в голове.

Этой ночью зверь был ненасытен. Проблема с потенцией заводила злость ещё сильнее, как и развитую фантазию извращённого ума. Успокоился он далеко за полночь, оставив кровавые подтёки на моём лице и истерзанное тело любовницы на полу. Девица дышала, стонала, но добраться самостоятельно до своей спальни вряд ли могла.

– Распорядись привести мою комнату в порядок, – спустилась вниз и отловила на кухне Наталью. Моя опухшая губа с каплями крови на ней ввела её в кратковременное замешательство. Давно хозяин так не усердствовал в воспитание жены.

– Кофе вам сделать? – справилась экономка с оторопью, опуская глаза и старательно выискивая сор на полу.

– Нет, Наташ. Только комнату, – снисходительно махнула ей, отпуская с кухни.

Пока машина перемалывала зёрна и вспенивала молоко, я достала из морозилки пакет со льдом, завернула его в полотенце и приложила к скуле, пульсирующей надоедливой болью. По лестнице раздались торопливые шаги, к ним добавился более тяжёлый, мужской топот. Видно, Катрина так и не смогла подняться самостоятельно, и потребовалась помощь охраны. Завтра весь персонал будет обсуждать нездоровые предпочтения Уварова.

Когда Наталья спустилась вниз, мне показались в её взгляде проблески человечности и сожаления, как будто она чувствовала вину за молчание и снисходительное поощрение. Она долго мялась на пороге, теребила подол передника, а затем нерешительно спросила:

– Этой… девушке совсем плохо. Может вызвать врача?

– Предлагаешь плохо сделать всем? – без сожаления ответила ей. Я давно не испытывала жалости к шлюшкам мужа. Они сами пошли на такие отношения, чувствуя себя как рыбы в воде при живой супруге своего спонсора. – Позвони Мельникову. Пусть он сам разруливает косяки Бориса, а я спать.

Мельников являлся доверенным лицом Уварова и возглавлял его службу безопасности. Не сталкивалась с ним близко, но в глазах и в повадках мужчины прослеживалась та же склонность и любовь к насилию. Противный тип, сопровождающий мужа во всех поездках и переговорах. Как говорится – тварь притягивается к твари.