Родители Ромы все это время были со мной на связи. В реанимацию их пустили только один раз. Как и положено по закону. В основном спрашивали о состоянии у меня. В разговоре они ни разу не сказали о переводе. Возможно, просто ждали улучшения состояния. Поэтому я звоню Елене Владимировне и сообщаю радостную новость, желая услышать об их намерениях. Но мама Ромы молчит. Ни слова о переводе. Сама же я не решаюсь задать данный вопрос. Боюсь выглядеть черствой. Также это нарушает этику медперсонала. Мы не имеем права просить родственников забрать пациента, в каком бы состоянии он ни был. В данном случае состояние Ромы еще плохое. Получается, будто врачи выгоняют пациента. Понимаю, что родители Ромы отнесутся к этому спокойно, но мало ли…
В результате ближе к обеду Рому привозят ко мне в отделение. Укладывают в шестую общую палату к окну, где жесткая сетка на кровати и дополнительно уложены доски. Ромке нужна жесткая поверхность во избежание еще больших повреждений. На данный момент – это лучшее, что может предложить отделение хирургии бюджетной больницы на окраине Москвы. В целом у нас чисто, лекарств для лечения Арсеньева хватает. Дело за малым – за уходом.
Ближе к вечеру, в положенное для посещения время, приезжает чета Арсеньевых.
- Людмила Ильинична, мы бы хотели узнать о состоянии нашего сына, - начинает деловито Елена Владимировна в палате. Я сама попросила не распространяться о нашем знакомстве. Тем более, когда Рома начнет проходить лечение у меня в отделении.
Объясняю все тонкости, возможные риски, и уже сама, рискуя репутацией больницы, задаю вопрос о его транспортировке. Делаю это только по тому, что вижу реакцию родителей Ромы на обстановку в палате. В целом они люди не избалованные в плане комфорта, но вдруг уже что поменялось. Опять же, для себя можно потерпеть что угодно. А видеть, как твой сын лежит на досках, а не на жестком ортопедическом матрасе, тяжело. Объясняю, что лучше провести транспортировку через принимающую клинику. Возможно, их кареты скорой помощи более комфортабельны, оснащены дополнительным оборудованием. Обещаю участвовать при транспортировке, чтобы в случае чего оказать необходимую помощь.
Арсеньевы мешкаются с ответом.
- Мы подумаем над этим, - слегка улыбается мне Владислав Игоревич, а Елена Владимировна кидает вопросительный взгляд на сына.
Понимаю, что мне нужно удалится. Они должны решить этот вопрос между собой. Рома соображает и может дать ответ. Пусть общаются.
Мне опять сегодня довелось остаться на дежурстве. Григорьев просит о подменах постоянно. Наверное, впервые я действительно рада такой возможности. Ромку перевозить вечером не будут, поэтому я могу понаблюдать за его состоянием вне реанимации и оценить динамику. Это поможет в дальнейшем лечении и возможной транспортировке.
- Мне нужна Соколова Людмила Ильинична.
На пороге ординаторской паренек лет двадцати.
- Я Людмила Ильинична. А вы кто будете?
- Меня зовут Степа. Степан. Мне нужно получить у вас разрешение на круглосуточное пребывание здесь. Я сиделка.
- Кто? – кажется, я забыла русский язык.
- Меня Арсеньевы наняли. Я учусь в меде. Работать могу только по ночам, но мне нужно разрешение на сутки. По выходным тоже я буду. А вот кто будет за Романом в дневное время приглядывать, я не знаю. Но утром меня обещали сменить.
Парень говорит уверенно. Смотрит на меня и не понимает моего недоумения. На автомате подписываю ему бумагу. Степан уходит по направлению шестой палаты.
Это что же? Рому не будут забирать?