– Серьёзно, она что, решила, что самая крутая здесь фифа? – продолжала распаляться Зайцева. – Припёрлась в маске, словно брезгует нами. Вся такая из себя, одним видом говорит: «Не нужны мне ваши микробы, мерзкие людишки». Ты только глянь, глянь! Ишь ты, надменная сучка!

Он глядел, во все глаза смотрел на Веру и не замечал ни единого признака «надменности» или «крутости». Он видел ЕЁ – девушку, которая по возможности скрывалась от всего мира; которая раньше была дерзкой, боевой и яркой, но в то же время слишком доброй, слишком отзывчивой.

– Вика, заткнись, а? – выдавил он, едва справляясь с недовольством.

– Чего? – опешила соседка.

– Просто замолчи и слушай лекцию.

Пару секунд Зайцева обтекала, застыв с распахнутым от удивления ртом. Потом, видимо, в голове начали медленно крутиться шестерёнки. Жаль, не в ту сторону.

– Стой-стой-стой, – затараторила Зайцева. – Ты что, защищаешь эту чудачку? Она же в вуз явилась в маске, точно в наморднике и…

– Хватит.

Нет, нельзя ему злиться, нужно просто и спокойно всё объяснить. Главное, заставить бы замолчать эту трещётку.

– …и морду воротит от любой попытки с ней пообщаться. К этой фифе со всей душой, а она что?

– Вика.

– Ладно Рената, но даже Волкова унизила, когда он ей всего лишь ручку поднял. Волкова!

Он еле удержался, чтобы не сказать, что тот самый Волков, пытаясь сделать по хорошему, опять накосячил и едва ли не швырнул поднятую ручку Вере в лицо. Конечно, после такого сложно строить из себя бесконечно благодарную.

Но Вика не понимала этого, она всё говорила, говорила, говорила, находя новые и новые минусу в поведении новенькой, что Дима не выдержал, сорвался:

– Да заткнись ты! Если я ещё раз услышу хоть одно плохое слово в её адрес, я…

– И что же вы сделаете, Дериглазов? – разнёсся по аудитории голос Семёна Петровича Поплавского, их бессменного преподавателя со второго курса, который, судя по проводимым предметам, был просто мастером на все руки. – Ну же, просветите, кого я успел так оскорбить, что вы посреди пары принялись кричать? Неужели «методологию», о которой, вообще-то, мы сейчас должны вести речь?

– Прошу прощения, это было не вам. – Дериглазов подскочил на месте, встал, чтобы не раздражать преподавателя ещё сильней, хмуро зыркнул на обиженно надувшуюся Вику и обратил виноватый взгляд на Поплавского. – Просто Виктория слегка…

– А раз замечание было не мне, может, вы расскажете, о чём шла речь в лекции последние двадцать минут? – усмехнулся Семён Петрович.

Дима глубоко вздохнул, осмотрел зал, надеясь хоть так найти помощь, сообразить, что же он успел пропустить не только за последние двадцать минут, а за целых две пары. И встретился взглядом с Ней.

Вера оглянулась, реагируя на окрик преподавателя, и безошибочно отыскала в толпе виновника торжества. И взгляды их никогда бы не встретились, если бы Дима хотя бы под угорозой наказания смог смотреть на преподавателя, а не на одну девчонку.

– Я не знаю, – пробормотал он, не отводя глаз от Веры, не разрывая их внезапного и такого долгого контакта.

– Неужели, Дериглазов? Вы не только не знаете, вы ещё не пишете, не смотрите на доску и даже не пытаетесь ничего чертить, а с такой тягой к знаниям советую…

Дима не собирался дослушивать, он знал, чем Поплавский наказывает студентов. Поэтому, всё так же ловя взгляд «новенькой», подхватил с соседнего стула рюкзак, открыл его, сгрёб всё с парты и выпрямился. Сейчас, ещё секундочку – и он уйдёт.

Неважно, что подумает Поплавский, хоть в малости, но Дима защитил девушку, которую обязан был защищать. Которую когда-то поклялся оберегать, любить и никогда не предавать. И не собирался отступать.