Долговязый доктор молча грызет дужку очков, смотрит на меня с апатией, как бы надеясь, что тормозов у меня не хватит, меня заклинит, и я еще раз выскажусь по второму кругу или упаду, забьюсь в конвульсиях.

– Ну что ж, – говорит после паузы, – давайте попробуем, – и только тут слегка меняет позицию длинного туловища. – Когда вы впервые вошли в нее?

– Куда? – спрашиваю.

– В тетушку.

Идиот! Осел! Шарлатан! Бездарный хиромант!

– Как я мог войти в свою тетушку? Это что-то из области религиоведения? Я что, злой дух или еще какое-нибудь бестелесное привидение?

Внезапно доктор потемнел и строго спросил:

– Вы с ней занимались сексом? Ну… Трахались? – Очевидно, это была последняя капля его клинического мастерства.

– Конечно, нет! – говорю, вскакиваю со стула и возмущенно оглядываюсь на белую как стена мать.

– Так чего же вы мне голову здесь морочите?! – говорит доктор все еще раздраженно, но сразу немного расслабившись.

– Малыш, – жалостно пищит с кушетки мама, – а от кого же она тогда могла быть беременна?

– Она говорила, от фавна.

Доктор отклоняется от меня в сторону, чтобы задать вопрос маме:

– Кто это?

– Ей-богу, не знаю, – открещивается мама.

– Как это не знаете?

– Впервые слышу! Я не следила за всеми ее знакомствами. Она была довольно трудной. Поздней в нашей семье и к тому же рано потеряла родителей…

Доктор хмурится, как прокурор. Наверное, у него было две профессии. Нет, три – он еще подрабатывает позером у скульпторов, любящих помпезно неправильные тела.

– Ну-ка, колитесь, голубчик, что вы о нем знаете, об этом фавне?

И какое это может иметь отношение к моему здоровью? Я же говорю – озабоченный. Старый блудник!

– Да ничего я о нем не знаю!

– А все-таки?

– Понятия не имею.

– А она что-нибудь еще говорила о нем?

– Однажды я спросил про него, а она почему-то ответила, что во Фландрии, или в Гландрии, фавны не водятся.

– Так-так-так-так-так! – оживился доктор, потирая подбородок, словно догадываясь, о чем речь. – Что-нибудь еще?

– Ничего.

– Замечательно, просто замечательно. Ну что ж, – говорит он, хлопает и потирает ладоши, – подведем итоги. Это классическая преждевременная стадия полового созревания. Я как педиатр и гомеопат, – кто же ты еще, старый осел, как не педиатр и гомеопат? – советую вам не сильно, как сегодня говорят, париться по поводу психического здоровья мальчика. Об этом будете задумываться, когда он совершит что-нибудь действительно страшное и непоправимое. Я понимаю, как тяжела для него утрата столь близкой и горячо любимой всеми вами тетушки, однако дети крайне успешны в смысле психологической регенерации. Намного успешнее, чем мы, взрослые. И я думаю, что все у вашего мальчика в скором времени встанет на круги своя. Обо всех подозрительных поступках не стоит сразу оповещать психиатров, а лучше записывать их в отдельную тетрадочку, которую мы потом сможем приколоть к истории болезни пациента. Если же выздоровление наступит все-таки окончательно, то мы с вами сможем поздравить друг друга с замечательно проделанной работой и больше никогда не возвращаться к нехорошим воспоминаниям, чего я вам, как говорится, желаю и советую. Кстати, как у вас сейчас обстоят дела с семейным бюджетом?

Мама, как загипнотизированная, быстро закивала, нырнула рукой в сумочку и вытащила футляроподобный кошелек и замяла его в руках с полной решимостью.

– Вы меня неправильно поняли, сударыня, – сморщившись, отмахнулся бессребреник. – Я хотел предложить для вашего мальчика одну очень действенную, но довольно дорогостоящую профилактику.