Из-за всяких дел я не виделась с Этель уже две недели, а сегодня разом придут на чай Сивилла, Хью [Уолпол] и Элизабет Уильямсон; в воскресенье мы идем на балет Камарго404, а еще нужно заглянуть на пятидесятилетие Вулфа405 – теперь нас будут звать каждый год – сегодня вечером, после ужина. И на выставку французской живописи.
Прошлой ночью Кэ406 эффективно «заперла» меня в спальне среднего класса – такая она снисходительная и самоутверждающаяся своими выверенными историями о респектабельных обедах с корнуолльской аристократией и миссис Левертон Харрис407.
– Кто такая миссис Л.Х.?
– О, ты ее не знаешь – она собирает подписи по случаю 80-летия Джорджа Мура408. Кстати, я очень жду следующий том “Обыкновенного читателя”. Я предпочитаю их…
Это небольшое покровительство разозлило меня больше, чем хотелось бы. В день приезда Кэ мы продали десятитысячный экземпляр «Волн», так что этот роман каким-то чудом превзошел все мои книги.
29 февраля, понедельник.
А сегодня утром я открыла письмо от «искренне вашего Д.Д. Томсона409, директора Тринити-колледжа»; в нем говорилось, что совет решил попросить меня выступить с Кларковскими лекциями410 в следующем году. Их будет шесть. Кажется, женщинам еще не делали таких предложений, так что это большая честь для меня. Подумать только, я, необразованное дитя, читающее книги в своей комнате на Гайд-Парк-Гейт 22, взлетела так высоко. Но я откажусь, ибо не знаю, как я могу написать и прочесть в течение семестра шесть лекций, не отложив сборник критики на год; не став официальным лицом; не прикусив язык, когда речь зайдет об университетах; не отложив «Стук в дверь»; не отказав себе в удовольствии пополнить список моих романов еще одним. Но я не могу не улыбаться, когда сегодня за обедом мисс Додж дарит мне книгу с автографом Донна411; когда я покупаю пару туфель в «Baber412»; когда по плану сажусь править статью для «Обыкновенного читателя». Да, говорю я себе, это мое чтение принесло такие вот странные плоды. И я довольна, но еще более рада тому, что могу отказаться от предложения, и мне хочется думать, что отец покраснел бы от удовольствия, если бы я сказала ему 30 лет назад, что его дочь – «его бедную маленькую Джинни» – тоже попросят выступить с Кларковскими лекциями; он бы очень гордился и считал бы это комплиментом себе.
3 марта, четверг.
Сегодня я весьма расстроена, ибо дьявол шепнул на ухо, что у меня уже есть 6 лекций на основе «Фаз и художественной литературы» – нужно лишь дополнить их, прочесть в качестве Кларковских лекций и завоевать уважение женщин ценой нескольких недель труда. Все так, но Л. говорит, что, поскольку средние четыре из шести частей опубликованы в Америке, мне придется их полностью переписать, а значит, я должна отказаться от всей этой затеи413. Вот только я теперь не могу ни о чем думать – таков уж мой извращенный разум, который сейчас кипит идеями, и большинство из них я могу высказать лишь на лекциях, а мой отказ кажется ленью и трусостью. Подумать только, еще два дня назад мне была противна сама мысль о лекциях: я жаждала лишь свободы, чтобы писать «Стук в дверь», и была уверена, что, если соглашусь, стану прожигающей время охотницей за славой. Уверена, это чувство утихнет, но что же делать, если какой-нибудь дружелюбный преподаватель Тринити обратится с просьбой еще раз? Я отдаю себе отчет в том, что сесть и переписать «Фазы художественной литературы» означает несколько недель полной занятости только этим; придется переделывать, переписывать, проникнуться лекционной манерой, ее шутливостью, расстановкой акцентов; а потом я так вымотаюсь, что у меня случится ступор; не будь этого в прошлый раз, «Волны» вышли бы в свет на 2–3 года раньше. В любом случае я благодарна, что была тогда в хорошем настроении и писала решительно, а потом дьявол шепнул мне на ухо, и я полезла в ящик, нашла старую рукопись, столь богатую мыслями и прекрасно написанную, – словно вся работа уже была сделала за меня. Разумнее всего, конечно, обсудить это с Дэди в следующие выходные. Нельзя забывать, что Л. категорически против, а вот Несса и Элис Ричи инстинктивно выступили за.