19 мая, вторник.
Четверть часа – ну и что мне написать за четверть часа? Книга Литтона129 очень хороша. Это его тема. Сжатый, но яркий рассказ, требующий логики, рассудительности, ума, вкуса, остроумия и бесконечного мастерства, – думаю, это подходит ему гораздо больше, чем масштабная, требующая смелости, оригинальности и размаха история. Я очень рада иметь собственные аргументы в пользу того, что писать, а что не писать. Сравните с Лоуренсом. Эти тексты не потускнеют, не увянут и не растеряют своих лепестков. В них чувствуется сила, сдержанность, некоторая недосказанность, способность к повествованию – не проповедь и не импровизация. У Макса130, например, талант невелик, но скомпенсирован трудолюбием. И я это уважаю. Но не уважаю Логана131. Ненавижу вульгарность, фривольность и легкомысленность Логана («Послесловие»).
Литтон и Рэймонд придут сегодня на ужин. Дезмонд был вчера. Ему нужно £300. Не справляется со своей книгой и придумывает отговорки, что забыл ее у нас132. Многое пожертвовано в борьбе за жизнь.
Миссис Хюффер133: «После болезни я забываю имена. Но, поднимаясь наверх, я слышала, как моя мать разговаривала со старым мистером Блэком. В то время я не знала, что они состояли в интимных отношениях, а потом поняла…». По словам Хью134, у нее [миссис Х.] были такие отношения с разными людьми, включая, возможно, самого Хью, который вздрогнул при упоминании ее имени. Уильям [Пломер] (наша первая «черная дыра») тоже говорил о своей книге [«Садо»] – разочарование.
28 мая, четверг.
Вскоре после этого у меня началась мигрень – вспышки света перед глазами и резкая боль от голоса Этель, когда она сидела и рассказывала мне – «нет, ты только послушай» – об Адриане Боулте135 и о том, как он приказал ей выйти из комнаты136. Потом мы поехали в Родмелл, где вспышки света повторились, но, поскольку я могла спокойно лежать в постели в своей большой просторной комнате, боль была гораздо слабее. Если бы не божественная доброта Л., я бы только и думала о смерти; такие приступы укладывают меня на лопатки по счету раз, но выздоровление сейчас дарует бесконечное облегчение. Кроме того, в Духов день137 [25 мая] солнце светило так, что трава стала полупрозрачной, а свобода и досуг казались доступными как никогда, и я не только с упоением, но вполне трезво повторяла: «Это счастье!». Почему я сейчас чувствую себя более спокойной и умиротворенной, чем когда-либо? Отчасти из-за моего отношения к жизни; отчасти из-за того, что Несса, Роджер138 и Клайв уехали, поэтому никто меня не дергает и не нервирует; отчасти потому, что я заканчиваю «Волны», а отчасти – не знаю139.
Вчера вечером мы ездили в Фирл140 и, гуляя по парку, стряхивали прилипающие к обуви лютики. Прекрасное место, даже несмотря на виллы. В Монкс-хаусе дали электричество, так что холодильник сегодня работает. Когда отключился свет, мы едва вытерпели лампы «Аладдин141». Как же быстро люди привыкают к комфорту. Вчера мужчины весь день работали в доме, сверля отверстия для электрических каминов. Какие еще удобства мы можем себе позволить? И хотя моралисты говорят, что человек быстро теряет интерес к вещам, которыми обладает, я не согласна. Я постоянно наслаждаюсь имеющейся роскошью и считаю, что она идет на пользу моей, приятно сказать, душе.
В субботу четверо молодых людей врезались в шлагбаум на переезде в Беддингеме142 и были разорваны на части поездом в 21:40. Одного человека нашли полностью голым, за исключением ошметок брюк. Разочарована последней книгой Д.Г.Л. «Человек, который умер