Салиха подошла к невесте, подняла фату, чтобы посмотреть ее лицо, как будто она его никогда не видела, и покачала головой – довольная. Другие женщины тоже подходили к невесте, поднимали фату и смотрели на нее. Все были довольны. Только невеста плакала. Сначала она плакала тихо, потом слышнее. Никто не обращал на это внимания.

Женщины взяли ее за руки и повели из комнаты. Она пошла, но стала плакать еще громче. Прибежали женщины – ее родственницы – и тоже начали плакать. Честное слово, так обидно мне стало! Если они не хотели ее нам отдавать, зачем сами согласились?

Когда невеста вышла из дома, женщины начали бросать на нее рис и конфеты. Прибежал какой-то их родственник и стал стрелять из ружья. Женщины с их стороны шли за невестой до ворот и плакали в голос. Женщины с нашей стороны не обращали на них внимания. Одна несла перед невестой зеркало, другая – керосиновую лампу. Если зеркало во время свадьбы разобьется, это к большому несчастью.

Женщины с их стороны вышли за ворота и смотрели нам вслед. Им не положено было идти с нами. Родственники невесты не приходят на свадьбу.

Когда мы подошли к нашему дому, невеста стала плакать не так слышно. Мы вошли в ворота, и муж Салихи выстрелил вверх из ружья несколько раз. Женщины снова стали сыпать на нее рис и конфеты.

Из дома вышла бабушка. На ней была шелковая коричневая юбка с цветами и большой зеленый платок с бахромой. Ненавижу, когда она так улыбается. Как она любит себя показывать перед людьми. Бабушка несла банку меда. Она подошла к невесте, подняла фату и сунула ей в рот ложку меда.

– Чтоб сладко было, – сказала она.

– Чтобы благополучие было, – закивали головой женщины.

Муж Салихи еще раз выстрелил в небо.

Невесту завели в дом и поставили в углу их с дядей комнаты. За день до свадьбы ее родственники отправили нам мебель – в приданое. На полу мы постелили их сумах, поставили их кровать из лакового дерева, шкаф, тройное зеркало, и стол с двумя стульями. Это называется гарнитур.

Невеста стояла в углу и снова плакала. Я подошла к ней.

– Если ты не хочешь замуж за моего дядю, иди домой, да, – сказала я ей.

– Я хочу за твоего дядю, – сказала она.

– А что ты тогда плачешь?

– Надо, – сказала она.

Я тоже подняла ей фату. Аман, удивилась я, это же Надира!

– Иди посмотри, что они там делают, – шепотом сказала мне она.

Я побежала вниз, но возле бабушкиной комнаты остановилась – меня кто-то позвал. Как я вздрогнула! Как испугалась.

– Хадижа…

Я встала и не могла пошевелиться. Из-за занавески высунулась рука и потащила меня в комнату. Слава Аллаху, это был дядя.

– Ты видела невесту? – тихо спросил он.

– Видела, – сказала я.

– Какая она?

– Это же Надира!

– Тихо… – он зажал мне рот рукой. – Ты видела, она красивая?

– Да, очень красивая, – сказала я. – У нее такое красивое платье – белое, блестящее.

– Ты лицо видела? – спросил он.

– Аман! – сказала я, вырываясь из его рук. – Лицом это Надира! Иди, да, сам посмотри, если мне не веришь.

– Все, иди отсюда, – сказал он, и я побежала вниз смотреть, что они там делают.

Гости уже собрались и сидели за столами – мужчины и женщины отдельно. Приехали музыканты и поставили посередине двора большие барабаны. Они были одеты в черные бархатные костюмы и лаковые туфли. Один держал на коленях гармошку. Другой подносил к губам дудку с кнопками и дул в нее.

Я даже не могла посчитать, сколько людей к нам пришло. Сто или двести, а может, триста. Все сельчане и родственники. Тех, кто приехал из города, было сразу видно. Они сидели в городской одежде. Сельчане тоже оделись получше, но по ним все равно было видно, что они сельские.