Дедушка несколько раз выходил из комнаты, в которой было столько мужских голосов, что я не могла разобрать ни слова из того, о чем они говорили.

– Неси, да, – говорил он бабушке, вытирая лоб.

Его лицо так покраснело, будто он только что кого-то зарезал. На лбу выступил пот – в доме было очень жарко.

Бабушка вставала, поджимала губы, чтобы их совсем было не видно, и очень гордо с прямой спиной шла в сарай. Она возвращалась, неся в переднике бутылки и говоря: «Пах… пах…» Это слово она всегда говорит, когда злится. Она становится как чайник, который вскипел, а его забыли выключить.

– Дай я буду им эту водку носить, – сказала Салиха, когда бабушка встала еще раз, чтобы идти в сарай.

– Не надо! – ответила бабушка и пошла – «пах… пах…».

Одна соседка вытаскивала курзе на подносы, бросала сверху кусок масла, а другая уносила мужчинам. Большая кастрюля без крышки несколько часов кипела на печке, от нее поднимался жирный пар. В нее постоянно подливали воду. Даже от моих волос под косынкой пахло мясом.

Когда мужчины попросили чай и мама отнесла несколько подносов со стаканами, женщины сели есть. Они брали мясо с подноса руками, откусывали, по их губам и подбородкам текло масло и жир. Я бы не подумала, что бычок и телка были такими жирными.

Я уснула, сидя на подушке. Через сон слышала, как судачили женщины. Как кричали мужчины. Как скрипели полы под ногами, когда гости расходились. Было уже поздно. Кто-то отнес меня наверх, и я спала до утра.

В день свадьбы с утра дядя с дедушкой расставили длинные столы во дворе. Столько еды у нас стояло в доме на полу! Я никогда не видела столько еды.

Днем к нам пришли нарядные женщины со всего села. Они постояли возле нашего дома. Как их было много! Бабушка вынесла им большое зеркало, зажженные керосиновые лампы, пакеты с рисом и конфетами.

Женщины пошли по дороге в сторону родника – к дому невесты. Была сухая погода. Солнце падало в зеркало, и пока мы шли, блестящее отражение от зеркала бегало по заборам и домам. Из всех дворов выходили дети и бежали за нами. Все хотели поскорее увидеть невесту. Они с завистью смотрели на мое платье, и я от радости смеялась. Я хотела, чтобы меня все видели, и постоянно выбегала вперед. На мне было блестящее розовое платье. Снизу из-под него торчал жесткий тюль – такой вешают как занавеску в городских домах. Дядя накануне ездил на рынок за костюмом и купил мне платье, белые гольфы и белые туфли. У меня в груди все пело. Я бежала по дороге до невестиного дома вприпрыжку. Мне хотелось радоваться и танцевать. Я постоянно проводила рукой по платью, сверху оно было расшито блестками. Как моей руке было приятно!

Ворота во дворе невесты были открыты. Нас встретили их женщины. Наши и их женщины поцеловались и перемешались. Все вошли в дом. У них на крыльце стояла разная обувь – блестящие туфли на каблуках, резиновые шлепки, мужские лаковые туфли. К ним, наверное, приехали родственники из города – только в городе носят такую красивую обувь.

Все спешили в комнату невесты, женщин было так много, я не могла пройти через них. Они стояли в очереди у входа и толкались. Одни выходили, другие заходили посмотреть на невесту. Я прижалась к животу Салихи и прошла с ней и Айкой. Айка со мной весь день не разговаривала, она мне завидовала. Аман, думала я, разве можно впускать в себя всякие плохие чувства?

Невеста стояла в углу возле окна. Аман! Какое красивое платье было на ней! Белое, как… как даже не знаю что. Гладкое, как роза. Ажурное, как хрустальная ваза. Аман… Все переливалось, блестело. Как я тоже хотела быть невестой.