Я немного боялся идти в новый класс, думал, тут по классике будут меня травить и подкалывать. Я же новенький, вдобавок рыжий. Ещё и без бровей. Но нет, приняли меня гостеприимно, даже без липкого любопытства. Может, потому, что в классе вместе со мной всего двенадцать человек, и почти со всеми я познакомился ещё до школы. Летом тут тусило гораздо больше молодежи, но когда пришёл сентябрь, они исчезли. Оказывается, это были привозные люди, сданные бабушкам на лето. В общем, рыжим тут никого не удивишь, и человеками не разбрасываются. Моих ровесников и так мало.

Пошутили, конечно, по поводу моих бровей, точнее, их отсутствия. Это я так удачно с Михой и Зигогой в лесу картоху испёк. Сырые дрова плохо разгорались, он плеснул в костёр соляры, а я как раз наклонился, чтобы раздуть огонь. Полыхнуло знатно, хорошо хоть, всё шило не спалил, только ресницы и частично брови.

Дома я пытался их подправить, сбрить подпаленные скрюченные волосы, и случайно отфигачил бровь полностью. Вторую сбрил для симметрии. Зигога так ржал, чуть не погнул брекеты. Даже мама на несколько секунд выплыла из мутной апатии и тоже улыбнулась. Она пыталась мне нарисовать новые брови, получилась заготовка Эдит Пиаф. Я начал петь мамин любимый «о редорьян», а Зигога аккомпанировал мне захлебывающимся хохотом. В общем, пошёл я в школу этакой жареной лысой личностью. Ну ничего, волосы не уши, отрастут. Уже проклюнулись, скоро замохнатятся.

Почти конец сентября, а деревья только едва пожелтели. Так непривычно, все зеленющее и сочное. Никогда не думал, что мне понравится жить в деревне. У меня теперь есть собака Дуля и кошка с котятами. Все рыжие и пока безымянные.

Зигогин отец дал мне удочку. Мы с ним ходили на Капиляпу к Третьему мосту. Вообще, в деревне я просыпаюсь рано, без будильника, но в тот раз пришлось вставать до рассвета. Зигога прискакал радостный и воодушевленный, чуть тётю не разбудил своими воплями. Попёрлись мы через деревню по сырой туманной темноте. Витёк вился вокруг отца, дёргал его по всякому пустяку, без остановки что-то рассказывал, тот в основном молчал, только у реки шикнул, сказал, что рыба от нас сбежит, если будет так орать.

Рыбалка получилась жутковатая, когда стало светать, на другом берегу в белых клочьях тумана показались кресты. Оказывается, там расположено местное кладбище. Я никак не мог сосредоточиться на поплавке, всё смотрел на эти могилы. С каждой минутой их становилось всё больше. Лес притих, даже птицы заглохли. И такое ощущение нахлынуло жуткое, будто во всем мире мы втроём и остались. Брр. Карасей я потом есть не стал, они же мертвяками вскормленные. Вдруг попадётся в рыбьем желудке чей-то ноготь или клок волос. Отдал всё котам и Дуле. Тётя Женя чуть-чуть ругалась, у неё были грандиозные планы на уху.

Ну ничего, я потом реабилитировался. Ходил на рыбалку сам, но уже к Шестому мосту. Там рыба ещё лучше ловится. Это место называют долиной лотосов, но я специально расспросил местного учителя биологии, он подтвердил, что там много и кувшинок и водных гиацинтов. Хотя они уже отцвели. А поляну усеивает знаменитый цветущий сердечник. Учителя сильно удивил мой интерес. Это он просто не знаком с Маликой Андреевной, та любому привьёт любовь к биологии. Она нас таскала в «поля» с ночёвкой и рассказывала страшилки у костра, а на урок анатомии пришла в костюме с нарисованными мышцами и показывала где, что находится прямо на себе.

Рыбалку я не очень люблю. Её папа любит. Как же я по нему скучаю. Он приезжал один раз. Хмурый такой, в мятой футболке и небритый. Привез вещи к школе и тёплую одежду. Маму не застал, нарочно уехал раньше, чем она вернулась из магазина.