– Слово себе дал не ездить на этой тачке, когда темно, – сказал на прощание Грач. – Я вечерами плохо вижу. А тут такое движение. А это ведь не просто машина. Память об отце.

Под фонарем Дорис ждал Борис Ефимович Свешников, ведущий актер тетра и ближайший друг Лукина. Среднего роста плотный человек с красивыми ресницами, выпуклыми румяными щеками и добрыми глазами.

– Я уж по-старомодному, – сжав женскую ручку своими пухлыми пальцами, поцеловал ее. – Со мной попрошу по-простому, без церемоний…

И тут же склонил голову для нового поцелуя. Пряди волос, прятавшие напудренную лысину, обнажили ее. Но Свешников, сделал вид, что не заметил конфуза. И еще долго не выпускал женскую руку. Прижимал ее к сердцу, гладил запястье и что-то тихо мурлыкал. Редким прохожим, наблюдавшим эту трогательную сцену, могло показаться, что мужчина, оставивший в прошлом свою молодость, вдруг в сумерках московского вечера, встретил неувядающую юношескую любовь.

Наконец вошли в театр через служебный вход. Пробрались лабиринтом полутемных коридоров к лестнице, поднялись на второй этаж и оказались в просторной ярко освещенной комнате. Занавесок на окнах не было, хорошо просматривалась другая сторона улицы. Усадив гостью в дряхлое плюшевое кресло перед кофейном столиком, Свешников прижал палец к губам, будто боялся быть услышанным, и перешел на таинственный шепот:

– Спектакля сегодня нет, нам никто не помешает. Артисты готовятся к гастролям.

Распахнув дверцу книжного шкафа, поставил на столик вазочку с баранками и карамелью, тарелку с зелеными яблоками. Вытащил початую бутылку коньяка и две рюмки толстого стекла. Наполнив их, сказал:

– Поднимаю этот тост в память о великом русском режиссере, который ушел от нас слишком рано.

Кажется, он хотел дать слезу, но передумал. Иначе получится слишком пафосно, фальшиво. Запрокинув голову, осушил рюмку и поморщился, будто не коньяка, а самогонки рванул.

– Вот, пожалуйста, лучшие фотографии моей коллекции, – откуда-то из воздуха материализовался объемистый альбом с золотым теснением на корешке. – Фото, сделанные по ходу спектаклей «Дядя Ваня», где я имел честь играть Вафлю. «Вишневый сад». Роль Лопахина я не получил. Потому что годы, как говориться, берут свое. Но, истинные знатоки театра, утверждают, Фирс в моем исполнении – лучший в России. Я человек, чуждый лести. Но с этим утверждением соглашаюсь. Все это для вашего музея в Америке. Подборка моих фотографий. Пусть хоть какая-то память останется. Да… У нас тоже есть музей театрального искусства. Но эти фотографии там, в этой цитадели пошлости и примитивизма, не поймут и не оценят. Завистники. Повсюду их яд, воздух пропитала ненависть к чужому таланту.

– Не хочу вас обнадеживать. Экспозицию музея формирую не я.

– Но именно вы – ведущий специалист по истории русского театра, – Свешников никогда не скупился на лесть. – Многое зависит от вашего желания, мнения…

Дорис, с трудом подбирая слова, сказала, что Свешников обещал принести редкие фотографии Лукина, а принес свои. Конечно, он талантливый актер, она с великой благодарностью принимает этот подарок и надеется, что фотографии помогут ей… Через минуту Дорис окончательно запуталась. И, чувствуя неловкость момента, подняла рюмку и пригубила коньяк. Разговор снова ожил. Свешников сказал, что со смертью Лукина и его актерская звезда померкла и закатилась. В новые режиссеры прочат одного молодого человека, бездарного, но с решительным характером. Значит, новых ролей не будет. Прощальный вечер со зрителями состоится в сентябре, об этом уже договорились.