Складываю вещи назад, раздумывая, как поступить. По хорошему счёту я должен сдать находку в полицию и рассказать о знакомстве с Ладой. Но я не могу. Муж уже пытался её убить, а теперь она в беспамятстве. Прямых доказательств у меня нет, лишь собственное умозаключение. Свидетелей, кроме таксиста нет. Но муж легко может отбрехаться, что они передумали идти на тропу, или, например, поссорились и разошлись… Или ещё как. Вариантов много. Слова респектабельного москвича против слов алтайского бомбилы. Как пить дать, отбрешется!.. А потом попытается избавиться от Лады снова – раз в первый раз не получилось. Или – что ещё проще – оформит ей недееспособность и упечёт в клинику, где Лада проведёт остаток дней под действием сильных препаратов. И никогда не вспомнит ничего, включая меня.

Слишком сложный выбор, от которого зависят жизнь и здоровье молодой женщины. Которая мне небезразлична вот уже десять лет.

Немного поразмыслив, я закидываю рюкзак на плечо и возвращаюсь горными тропами домой, где первым делом прячу находку на чердаке, в грудах старого хлама. Знаю, что впоследствии пожалею, что сам создаю себе лишний геморрой, но не могу поступить иначе. Не с ней.

Следующую неделю я обрываю телефоны больниц, консультируясь с врачами по вопросам амнезии, мониторю объявления о пропавших без вести по региону и всей стране, ищу ориентировки на поиски Лады. Но тщетно. Пока в следующий понедельник не натыкаюсь на новость, что Лада… погибла в дтп, направляясь в свой подмосковный дом ночью в воскресенье.

Чёртов сукин сын! Вот что он задумал? Обставил всё так, словно они вместе вернулись в Москву и спустя неделю Лада погибла там, в совершенно другом месте? Решил, что, если его до сих пор никто не связал с обнаруженным в горах телом, он сможет спрятать концы в воду, обрубить все ниточки?

Отвратительная ситуация теперь не нравится мне ещё больше. В ближайшее время опознанный как Лада Крылова труп захоронят в Москве, пока сама Лада не может вспомнить даже своего имени, не говоря уже о причинах, по которым оказалась в больнице. У её мужа-негодяя развязаны руки: она погибла официально, и если объявится женщина без памяти, утверждающая, что она его жена… расклад тот же. Он запрячет её в психушку и будет пичкать пилюлями, пока не изведёт. Можно ли надеяться, что в её окружении есть адекватные люди, если за прошедшие две недели никто не начал её искать, вопрос хороший. И для себя я решаю, что надеяться на это не стоит.

Я знаю, как должен поступить, знаю. Это не моё дело – разбираться в преступлениях. Но в то же время, я чувствую, что должен позаботиться о Ладе, пока она всё не вспомнит, пока она не сможет заботиться о себе сама.

Подхватив на поводок Бимо, я иду по посёлку, раздумывая, как донести до начальства своё желание забрать чужую и незнакомую для меня женщину без документов и без памяти. Точнее… Желания, как такового, нет. Я прекрасно понимаю, чем чревато наше близкое соседство для меня, для нас. Но, даже несмотря на то, что всё давно изменилось и сам я давно изменился, я не могу бросить Ладу на произвол судьбы. Должен поступить по уму, но всё внутри отчаянно сопротивляется.

Я знаю, что пожалею, едва она поселится где-то поблизости. Я знаю, что буду страдать, что буду желать, что слишком тяжело будет устоять перед соблазном, когда всё, о чём я грезил долгие, бесконечные десять лет, будет так близко, совсем рядом, стоит лишь протянуть руку. И я прекрасно понимаю, какие невероятные усилия придётся приложить, чтобы удержаться, чтобы не воспользоваться случаем и её беспамятством!.. Но это не отменяет и другого знания – что я должен взять ответственность за судьбу Лады на ближайшее обозримое будущее, раз больше некому. Сколько бы я не убеждал себя в обратном, Лада была, есть и будет близким и небезразличным мне человеком.