Вместе с Филиппом Маруа пришел и густой тяжелый запах роз. Казалось, галатиец только что принял ванну с розовой отдушкой, а после еще и для надежности с ног до головы натерся розовым маслом. Запах был невероятно навязчивым, от него кружилась голова. Хорошо, хотя бы не хотелось чихать.

Сама сущность моей службы прямо противоположна всем возможным скандалам, а вот так начать чихать – это попросту неприлично на подобном приеме, да еще и в таком обществе.

– Вы сама любезность, месье Маруа, – ответила я, чувствуя, как постепенно от непонимания сути ситуации растет напряжение. Бокал я взяла преувеличенно осторожно. Была у меня в юности такая очаровательная и крайне экстравагантная привычка – волнуясь, слишком сильно сжимала ножку фужера. Едва забылась – в руках хрустальное крошево, рука изрезана, платье в крови, окружающие в истерике.

Теперь, когда мы были довольно близко друг от друга, удалось понять по косвенным признакам, что лукавый и смазливый галатиец старше меня и, вероятно, Солнышка. Тридцать точно есть, возможно, и больше, но косметические ухищрения скрывают биологический возраст.

– Ну что вы, мадемуазель, – растянул он яркие то ли от природы, то ли из-за тинта губы в любезной улыбке, – говорить правду легко и приятно. И позвольте отметить, вы прекрасно владеете языком.

«Я не замечаю двусмысленностей, я не замечаю двусмысленностей. Даже если их говорят вот с таким выражением на мор… лице. Я приличная девушка и выше всяческих пошлостей».

– Вдвойне приятно услышать похвалу из уст уроженца Галатии, – отозвалась я, пытаясь понять, как бы так побыстрей прервать беседу, не выказав себя невежливой. Нравится он мне или нет, Маруа – советник министра иностранных дел… Другое дело, что он в принципе может насоветовать, однако это уже точно не моя печаль.

– Произношение просто идеально. Вероятно, вас начали обучать с раннего детства? – продолжил странный допрос Филипп Маруа, приблизившись. На грани приличий. Но это всегда такое широкое понятие – грань приличий.

– Да, среди людей нашего круга принято уделять много усилий и средств для обучения детей, ведь так?

На мгновение на лице Маруа проступило легкое недоумение.

– Ах… Да, вы совершено правы, мадемуазель Стоцци.

Кажется, меня только что признали выскочкой.

– А ваш отец, позвольте узнать?..

Мне-то, наивной, думалось, в наши прогрессивные времена уже непринято мериться родословной.

– Лорд Эндрю Стоцци, министр обороны Вессекса, – с чуть ядовитой гримасой сообщила я.

Маруа замер, слегка нахмурившись, вероятно пытался что-то припомнить.

– Титул получен не так давно?

О господи, впору почувствовать себя едва не нищенкой, и это после того, как лордство мои предки получили два века назад!

– Не сказала бы, – пожала я плечами, чуть ежась от дуновения ветра. – Впрочем, если сравнивать с Лестерами или Фелтонами, мы действительно едва не простонародье.

Филипп Маруа как будто взял себе что-то на заметку.

– А месье Бхатия… Такая экзотичная фамилия…

Аллилуйя, меня всего лишь допрашивают на тему положения в обществе, моего и Солнышка.

– Его отец бхарат, а матушка в девичестве Фелтон, племянница нынешнего лорда Фелтона, – сдала я аристократизм Арджуна с потрохами.

Тонкие, как будто выщипанные брови галатийца чуть поднялись, обозначив удивление.

– Наполовину Фелтон, стало быть. Что же, это многое объясняет.

Бедный Солнышко! Всю жизнь считал себя целым Бхатией, а для кого-то он всего лишь половинка от Фелтона. Какая незадача. Но он-то хотя бы половина Фелтона, мне же выпала участь полного нуля на этой шахматной доске.