Пес принялся жадно есть, а я сглотнула слюну. Черт! Никогда не думала, что окажусь в такой ситуации, когда придется забрать еду у пса. Я ведь не ела ничего еще со вчерашнего обеда. Да и то на обед съела всего лишь бутерброд с колбасой и выпила кружку чая. А поужинать не удалось из-за пьяного Василия.

Собак я не боялась. Когда-то у нас дома жил ротвейлер. По сравнению с ним эта лохматая дворняжка казалась совсем безобидной. Дождавшись, пока мужчина скроется в таверне, я бросилась к обочине и выхватила из-под носа псины, увлеченной костью, краюху хлеба, погрызенную по краям.

Собака удивленно смотрела на меня, даже выронила изо рта кость. Ее карие глаза казались грустными, будто я лишала ее последнего кусочка. Она не стала рычать на меня. Приняла за свою?

В некотором роде так и есть. Я как эта псина, только у нее хозяин добрый, дает кусок хлеба, а я одна одинешенька в незнакомом и жестоком мире.

Я увидела, что собака совсем худая: под сбившимися в безобразные веревки клоки шерсти проглядывало костлявое тельце. И несмотря на это, она не стала отбирать у меня кусок еды. Только голодный голодного поймет. В этом мире меня пожалела лишь собака. Слезы комом встали в горле. Я перевела взгляд на объедки, и мне стало уже совсем не по себе.

Черт, что я делаю? Готова питаться, словно бомж из помойки, в первый же день, как попала сюда. Это ниже моего достоинства. Стало стыдно и неловко. Если бы меня сейчас увидели мои ученики, что бы они сказали?

Я посмотрела по сторонам. Вокруг никого.

— Бери, Ата, все до крошки съедай, — бросила я хлеб обратно собаке и поднялась с колен, отряхиваясь.

Ата завиляла хвостом и принялась за еду. А мой несчастный желудок тут же протяжно заныл, напоминая о том, что сегодня других вариантов ужина не предвидится.

Из таверны слышались пьяные мужские голоса. Люди там продолжали есть и веселиться. Но попасть в общество озабоченных мужланов, наподобие Василия, вовсе не хотелось. Прошлого вечера и ночи хватило сполна. Нужно придумать, как заполучить еду, но не попасть в новую неприятность.

Я решила не соблазняться запахами, что доносились до меня из таверны. Пока совсем не стемнело, пошла дальше. И вдруг за последними домами заметила посреди поля на шесте чучело в халате с заплатками и старой шляпе. Оно там явно не просто так, а чтобы отпугивать птиц. Значит, и растет на поле что-то съедобное.

Мое сердце застучало быстрее, и я рванула вперед, стараясь держаться за ближайшими к дороге деревьями. На поле, и правда, вовсю колосилась пшеница, пока зеленая. Но и это еда. Я помнила, как в детстве мы рвали у бабушки в деревне такие вот колоски, а потом жарили их на костре. Тогда они казались самой вкусной на свете едой. Сейчас, впрочем, тоже. Жаль, костер развести не смогу. Дитя цивилизации.

В поле я заходила с другой стороны, от леса, чтобы меня не заметил какой-нибудь сторож и не прогнал. Пробираясь между волнами нивы, я срывала колосья, складывая их в букет. А потом вышла к пролеску и направилась по тропе, размышляя, где бы мне присесть. Оказалось, что за деревьями обрыв. Под ним бурлила та самая река, что брала начало в горах. Студеная вода журчала, перекатываясь через камни, весело устремлялась вниз. Красные лучи заходящего солнца играли в струях и брызгах.

Выбрав подходящее место, я присела на большой булыжник и уставилась на воду. Здесь никого нет, значит, можно переночевать, и утром отправиться в путь.

Я уже твердо решила, что мне нужно попасть в столицу. Возможно, там есть хоть какая-то цивилизация, да и приезжих из деревень наверняка хватает. А я тем временем придумаю душещипательную историю о том, что потеряла родных и дом от рук этих… как их там, илирайнцев, которых тут так ненавидят. И буду недалека от правды, я ведь действительно потеряла все…