– Сам факт того, что у нас есть ракета сверхвысокой дальности, вызовет панику у Запада, – хмыкнул я. – Вот глядя на их реакцию и вас ценить станут больше.
– И как они это узнают? А главное – как наши узнают об их реакции?
– Диверсия – чем не та самая реакция? Или у нас на всех конструкторов так покушались?
– Аргумент, – согласился, поморщившись, Сергей Палыч. – Но ведь это может быть связано не с ракетами, а с установкой.
– Ну, для начала тогда можно попробовать сделать сверхмощный фотоаппарат и его использовать как полезную нагрузку. Пустить ракету, там по отсечке аппарат включается и делает снимки поверхности, потом отделяется и на парашюте спускается. Можно пулять такую ракету над территорией противника на недоступных высотах, после чего подбирать приземлившийся аппарат на нейтральной или дружественной территории. Чем не вариант?
Почесав голову, Королев заметил, что разработка такого аппарата будет как бы не сложнее, чем сама ракета. Да и не его профиль.
– У нас что, специалистов не найдется? – пожал я плечами. – А даже если нет, все равно работать в этом направлении надо. Разведка – краеугольный камень любой удачной военной операции. Так что наши командиры должны уцепиться за эту идею. А пока будет разрабатываться аппарат, вы ракету спокойно доведете до ума. И нервы уже не вам трепать будут, а в первую очередь – создателям фотоаппарата.
– Ну, может быть… – с сомнением покачал головой Сергей Палыч.
Павел Петрович вернулся лишь спустя два дня. Я даже стал думать, что Берия хочет затянуть процесс нашей совместной работы, однако когда Грищук кроме двух папок принес еще и стопку фотографий, то понял, на что было потрачено время.
– Вот – все, что мне удалось получить по расследованию диверсии, – сказал мужчина, усевшись на свободный стул. – Твою идею тоже передал, и предварительно отказа нет. Но и одобрения пока тоже.
– Что сами думаете, почему так? – спросил я, потянувшись к папке.
Павел, заметив, как я морщусь, пододвинул документы ко мне под руку, после чего ответил.
– Наверное, хотят решить, когда мы поймем, кто против нас работает. Все же твоя идея и международную обстановку затрагивает. Мало ли какие у нас отношения с теми, кто такое устроил. Но тут я ничего точно сказать не могу. Могли и просто взять паузу на размышления.
Кивнув, я углубился в чтение. В папках оказались материалы допроса двух троюродных братьев, непосредственных исполнителей, а также дело о вербовке моей помощницы Ани. На фотографиях был запечатлен издалека мужчина – вербовщик и уже в рамках следствия фото задержанных братьев.
Ниже на отдельном листке приводился список действий и задействованных лиц, без конкретных имен – лишь должность и задание – которые занимались наблюдением за вербовщиком и составляли список предполагаемых заказчиков. По этим данным чуть ли не все европейские страны подходили под вероятного противника.
– К сожалению, разговоры с вербовщиком наши сотрудники подслушать не смогли. Да и слежку он сбрасывает быстро, – добавил Павел, когда я закончил с чтением.
– А разве Аня не рассказала все? – удивился я, кивнул на папку на моих коленях.
– Мы не уверены, что она до конца откровенна. Да и пересказ – это не точные цитаты. Обороты речи, характерные слова – по ним можно составить психологический портрет, и даже вычислить место обычного обитания человека. Но только тогда, когда есть запись голоса.
– Так в чем проблема? – удивился я снова. – Прослушка на что?
– Мы прослушиваем только твой рабочий телефон, которым теперь пользуется Анна. Но на него по понятным причинам вербовщик не звонит. В квартире девушки телефона нет, да и к ней домой противник не ходит. А как их на улице подслушать? Таких технических средств у нас нет.