– Вот ваш билет до Каунсил-Блафс, – добавил он. – Восточный экспресс отходит через несколько часов.

С этими словами он взял лошадей под уздцы и, не произнеся больше ни единого слова, отправился назад по той дороге, по которой мы приехали.

Три часа спустя я сидела в хвостовом вагоне поезда, мчавшегося на восток мимо ущелий и каньонов и с грохотом проносившегося сквозь горные тоннели. Перемена обстановки, чувство свободы и сидевший в глубине души страх погони – всё это подействовало на меня столь сильно, что мысли мои беспорядочно путались. Двумя днями раньше я пришла в дом доктора, готовая к смерти и даже чему-то худшему, и всё случившееся со мной потом выглядело лёгкой прогулкой по сравнению с тем, чего я ожидала. Чувство невосполнимой утраты и страха перед будущим вернулось ко мне лишь после того, как я всю ночь проспала в комфортабельном вагоне. Находясь в подобном настроении, я изучила содержимое саквояжа. Там оказалась довольно большая сумма денег в золотых монетах, а также билеты и подробные инструкции касательно моего путешествия до Ливерпуля. Плюс ко всему я обнаружила длинное письмо от доктора, в котором он сообщил мне моё вымышленное имя и биографию, а также наставлял меня говорить как можно меньше и терпеливо ждать прибытия его сына. Значит, всё было приготовлено заранее, он априори рассчитывал на моё согласие и, что в тысячу раз хуже, на добровольный уход из жизни моей мамы. Меня охватило всеобъемлющее чувство ненависти к своему единственному «другу» и непередаваемого отвращения к его сыну, моему «суженому». Всё существо моё противилось сложившемуся положению вещей. Я сидела, охваченная горем и отчаянием, когда, к моей радости, весьма приятная дама завязала со мной разговор. Я охотно поддержала его и вскоре довольно велеречиво поведала ей свою историю, изложенную в письме доктора. Я мисс Гулд из Невада-Сити, еду в Англию к дядюшке, денег у меня столько-то, семья у меня такая-то, лет мне столько-то и так далее, пока не рассказала всю свою «легенду». А поскольку дама продолжала засыпать меня вопросами, мне пришлось сочинять что-то прямо на ходу. Вскоре моя неопытность в подобных делах вышла мне боком, и я заметила недоверие в глазах собеседницы, как вдруг появился некий прекрасно одетый господин, спросивший меня безукоризненно вежливым тоном:

– Вы мисс Гудд, я полагаю?

После этого он извинился перед дамой, представившись моим провожатым, и галантно проводил меня в дальний конец вагона.

– Мисс Гулд, – прошептал он мне на ухо, – вероятно, вы полагаете себя в безопасности? Позвольте мне напрочь развеять ваши иллюзии. Ещё одна подобная неосторожность – и вы вновь окажетесь в Юте. Что же касается этой дамы, то, если она снова попытается заговорить с вами, вам надлежит ответить следующим образом: «Сударыня, меня раздражает ваше любопытство, и вы меня премного обяжете, если позволите мне самой выбирать собеседников».

Увы, мне пришлось поступить, как мне велели, и отпустить оскорбительное замечание даме, к которой я испытывала искреннее расположение. Поэтому весь остаток дня я провела в молчании, глядя на проносившиеся за окном однообразные равнины и глотая слёзы. Достаточно одного этого примера: подобным образом проходило всё моё путешествие. Где бы то ни было: в поезде, в гостинице или на борту океанского лайнера – я не перемолвилась ни единым добрым словом со своими попутчиками и находилась в полной уверенности, что любой мой разговор могут в любой момент перебить. Везде и всюду самые разные люди – мужчины и женщины, роскошно и бедно одетые – оберегали меня и следили за каждым моим словом и шагом. Вот таким образом я пересекла Соединённые Штаты, а затем и океан, в то время как Око мормонов наблюдало за каждым моим движением. И когда наконец кэб доставил меня в тот лондонский дом, откуда я нынче утром бежала и чему вы стали свидетелем, я уже перестала бороться и надеяться.