И мириться с этим, не видя никаких глюков, было значительно проще.

Так как пока что у Саши от просмотра фильмов довольно быстро начинала болеть голова, она решила лечь пораньше. Расстелив постель, она отправилась в ванную и, поднося щетку ко рту, заорала в голос, снова увидев у себя за спиной фигуру в черном.

– Твою мать, твою мать... – повторяла она, выбегая из ванной, но тень никуда не исчезала. Саша и подумать не могла, что у нее столько отражающих поверхностей в доме.

– Этого не может быть, тебя нет, тебя нет, мне только кажется, – говорила она самой себе, прижавшись спиной к стене, самой дальней от всех зеркал. И тут к зрительным галлюцинациям добавились еще и слуховые.

– Подойти сюда, не бойся, – голос был женский, но довольно властный, а еще совершенно точно потусторонний. Саша не могла объяснить это ощущение себе самой и услышала, как у нее стучат зубы от страха.

– Александра! – в бесплотном голосе появились хорошо знакомые Саше учительские нотки. – Подойди к зеркалу. Я все равно никуда не исчезну. И зла тебе не сделаю, ты ведь освободила меня.

– Да блядь, – Саша сделала пару глубоких вдохов и выглянула из своего укрытия. Зеркало ей было плохо видно, но там явно что-то было. Заставить себя сделать шаг было очень сложно, словно она двигалась через кисель.

И все же квартира ее была слишком маленькой, чтобы двигаться к зеркалу до морковкина заговенья. Добравшись до границы, за которой смогла бы увидеть свое отражение, она вздохнула и, словно в омут с головой, пересекла эту незримую линию.

– Александра, повернись ко мне, – то ли попросил, то ли потребовал все тот же голос, поскольку Саша, хотя и добралась до зеркала, но упорно смотрела в стену.

Никогда не считавшая себя особенно верующей, Саша торопливо перекрестилась и медленно повернула голову.

В зеркале рядом со своим отражением она видела ту самую женщину, что видела уже раньше. Саша могла бы сказать, что она даже симпатичная, если бы не пара «но».

Во-первых, она явно не была человеком, раз ее было видно только в зеркале. Во-вторых, она явно была мертвой – судя по цвету лица и следу от удавки на шее. И, в-третьих, ее наряд устарел лет на сто, если не больше. Она была со вкусом одета, но место ей было на каком-нибудь званом вечере конца девятнадцатого века. Разве что наряд был полностью черным. Волосы и макияж – тоже темные. И очень внимательный взгляд, который она не сводила с Саши.

– Пожалуйста, скажи, что мне это снится, – взмолилась Саша, делая очередной глубокий вдох.

– Нет, тебе это не снится, Александра, – дама чуть наклонила голову, ее губ коснулась едва заметная улыбка. – Почему ты меня так боишься, я ведь не сделала тебе ничего плохого. Хотя у меня была уже масса возможностей, поверь.

– Потому что мой опыт просмотра фильмов ужасов обычно говорит о том, что все это плохо заканчивается, – сказала Саша, пытаясь привыкнуть к сюрреализму этой ситуации.

– Фильмов ужасов? – переспросила дама, явно незнакомая с этим пластом культуры, и покачала головой. – Ладно, об этом позже. Я действительно тебе благодарна. Не думала, что мое заточение продлится так долго.

– Твое заточение? – переспросила Саша, не в силах перестать пялиться на нее. – Кто ты вообще?

– Меня зовут Анна Голицына... точнее, звали при жизни, – ответила дама. – Отчасти по воле судьбы, отчасти по собственной воле я оказалась пленницей того зеркала, которое ты разбила, Александра.

– Мое имя ты, похоже, уже откуда-то знаешь, – ответила Саша. Ей все это казалось дичью, особенно из-за манеры общения этой странной женщины. Высокопарно и немного снисходительно в то же время.