Они обменялись рукопожатием. В ее сухих, костлявых пальцах еще осталась сила.

– Садитесь. – Синьора Доччи указала взглядом на стоявший у кровати стул с высокой спинкой. – Рада, что вы наконец-то до нас добрались. Мария уже несколько дней места себе не находит, все трет да прибирает.

Представить суровую, немногословную Марию суетящейся из-за его приезда как-то не получалось.

– Она человек хороший и позволит вам это увидеть, когда будет готова.

Ему сделалось немного не по себе оттого, что она так легко прочла его мысли.

– Как доехали?

– Спасибо, хорошо. Только уж очень долго.

– Останавливались в Париже?

– Нет.

– В Милане?

– Нет. Только во Флоренции и только на одну ночь.

– Одна ночь во Флоренции, – задумчиво повторила синьора Доччи. – Звучит, как название какой-то песни.

– Не очень хорошей.

Она рассмеялась – коротко, отрывисто. И согласно качнула головой:

– Да, не очень.

Адам достал из внутреннего кармана пиджака письмо и протянул его синьоре:

– От профессора Леонарда.

Она положила письмо рядом с собой на кровать. Адам заметил, что ее ладонь так и осталась на нем.

– Как Криспин?

– Профессор сейчас во Франции. Изучает какие-то пещерные рисунки.

– Пещерные рисунки?

– Они очень старые, в основном бизоны и олени.

– Пещеры – не самое лучшее место для человека его возраста. Они принесут ему смерть.

Адам улыбнулся.

– Я говорю серьезно.

– Знаю… просто… ваш английский…

– Что?

– Очень хороший. Очень правильный.

– Это все няни. Няни и гувернантки. Во всем виноват мой отец. Он любил Англию. – Она сняла очки и положила их на прикроватный столик. – Вы ведь остановились в пансионе «Аморини». Как вам там?

– Все замечательно. Спасибо за внимание.

– Сколько она с вас берет?

– Две с половиной тысячи лир в день.

– Слишком много.

– Во Флоренции я заплатил за комнату вдвое больше.

– Тогда вас обманули.

– О…

– За полупансион должно платить не больше двух тысяч в месяц.

– Комната большая и чистая.

– Боюсь, синьора Фанелли слишком хорошо знает силу своих чар. Так было всегда, даже в те времена, когда она была еще девчонкой. Теперь, в положении вдовы, ей…

– Что?

– О, ничего… – Синьора отмахнулась. – Мужчины есть мужчины. С чего бы им меняться?

Адам собирался было выступить в защиту своего пола от брошенных обвинений, но известие о брачном состоянии хозяйки пансиона навело его на более приятные мысли. Выбрав молчание, он ограничился тем, что принял серьезный вид и согласно кивнул.

– Вы к нам надолго?

– На две недели.

– Времени хватит?

– Не знаю. Изучать сад мне еще не приходилось.

– Боюсь, вы найдете его немного запущенным. За сад отвечал Гаетано, но в прошлом году он ушел. Другие садовники делают, что могут. – Она указала на окна – открытые, но со сведенными ставнями. – Отсюда открывается неплохой вид. Мемориальный сад вы не увидите, но я скажу, как к нему пройти.

Адам толкнул ставни и зажмурился от хлынувшего в комнату света. Он стоял на галерее, откуда открывался поистине чудесный вид: уходящие на запад холмы, складки которых заходящее солнце выкрасило в разные оттенки серого. Было в этой панораме что-то безвременное, почти мифическое, как на пейзаже Пуссена.

– Своеобразно, не правда ли? – спросила синьора Доччи.

– Если вам такое нравится.

Она рассмеялась. Адам посмотрел на сад, разбитый позади виллы, и увидел привычное: посыпанные гравием дорожки и подстриженные зеленые изгороди.

– В самом конце нижней террасы, слева, есть несколько зонтичных сосен. Чтобы попасть в сад, вам нужно миновать их и пройти еще немного по дорожке.

Адам присмотрелся – сразу за соснами земля резко уходила вниз, в лесистую долину.