— Держи, — выхожу за калитку и отдаю Ваське пакет. — Иди домой поешь, а потом уже гуляй. Понял?

— Угу.

— И никаких костров! — выставляю указательный палец вверх.

— Угу.

«Угу-угу», как совёнок. Жалко Васю — молодой парень, мужик даже, а считает себя ребёнком. Если им хорошенько заняться, в город к хорошим специалистам свозить, чтобы прошёл терапию, мог быть толк. Только времени и денег на это надо уйму.

Проводив взглядом уходящего Ваську, беру в руки лопату, поворачиваюсь и с чувством втыкаю садовый инструмент в землю. По дороге к моему дому катит джип — Анька пожаловала.

Паломничество в Любушки продолжается. Сначала Глеб, теперь Анька. Что им всем от меня нужно, боже? Поднимаю глаза к синему высокому небу, но ответов там, естественно, нет.

— Здравствуй, дорогая! — Аня хлопает дверью машины и плывёт к моей калитке.

Я быстро перешагиваю грядку, выхожу на деревянный трапик и закрываю массивный шпингалет, прежде чем бывшая подруга успевает зайти во двор. Засов со стороны улицы открыть не проблема, тут дело в другом. И Анька на лету схватывает мой настрой.

— Уезжай, — я неприветлива как никогда.

— Так, значит? — Аня скрещивает руки на груди. — А я насчёт Глеба поговорить приехала.

— Тем более.

Я ухожу в палисадник и возвращаюсь к грядке. У меня работы хватает, а Ане делать нечего — из города в деревню и обратно километры наматывать. Но это её проблемы. Обсуждать Глеба с ней я не собираюсь. С чего бы?

— Тогда, может, расскажешь, что за мужчинка у тебя тут завёлся? — Анька пытается высмотреть у меня во дворе «мужчинку».

Так и хочется ей сказать, что «мужчинка» — тот самый бугай с детской площадки, чтобы оценила масштаб трагедии Глеба.

— Он мужчина, — я гордо вздёргиваю подбородок, — который способен меня защитить, и доказал это.

— Ох! — Аня прикладывает ладонь к груди и картинно качает головой. — Ты в курсе, что Глеб может снять побои, и твоему заступнику придётся объяснять всё в полиции?

— А ты в курсе, что это не твоё дело? — я откровенно грублю. — И не надо рассказывать, что ты за меня переживаешь.

— Переживаю, конечно! — Анька резко меняет настрой — становится участливой. — Я и за тебя, и за Глеба переживаю. Вы в браке, у вас семья. Он говорит, ты развестись хочешь.

— Хочу и разведусь, — отрезаю коротко.

— Лер, не глупи. Собирайся, я тебя в город отвезу. Домой пора.

Какая прелесть! Что Глеб, что Аня в контексте моего возвращения в лоно недосемьи про Машу и не вспоминают. Хотя о ребёнке тут надо думать в первую очередь. А я о дочке думаю, в отличие от мужа и подруги, которая заделалась его адвокатом.

— Уезжай, — киваю на джип, — у меня дел полно.

— Ты из-за мужика этого не хочешь к мужу возвращаться? — Аня играет в семейного психолога. — Зря-я… Сейчас тебе хочется попробовать другого мужика, но не будь дурой, Лер! Думаешь, с прицепом из детдома ты кому-то кроме мужа нужна?

Я в шаге от агрессивной выходки, сильнее сжимаю пальцами черенок лопаты. Сейчас я за собственные действия не отвечаю. Прицеп, значит, из детдома?!

— Сама напросилась… — рыкнув, иду к калитке.

Анька, похоже, не сильно верит, что я могу её лопатой отходить, и отступать не собирается. Стоит вся из себя городская фифа, ручки на груди сложила, улыбка на губах ехидная.

— Ты что творишь?! — орёт Анька, а я замираю.

Её эмоциональный крик адресован не мне — Васе. Откуда он тут взялся — не понимаю. Парень стоит в нескольких метрах от джипа, в руке у него алюминиевая миска с куриными яйцами. Васька расстреливает «снарядами» бликующую на солнце мордатую иномарку Ани.