- Я понял. Буду отъедаться! - бурчу лишь бы отделаться от разговора. Сейчас мне не хочется над ним смеяться и изводить. Вообще ничего не хочу. Видеть замену Алека тоже не хочу.

- Гордыня - самая большая человеческая глупость, когда дело касается здоровья. Иногда можно принять помощь старшего, пусть и такую унизительную. 

- Причем здесь гордыня, таскай меня, сколько тебе влезет! - насмешливо фыркаю от глупости предположения. Он предполагает, что для мужчины оказаться на чужих руках, а не на собственных ногах - высшая степень унижения.

- То есть, ты действительно хотел умереть и истечь кровью? Тогда, поздравляю, ты еще больший идиот, чем я думал! - выдает немедленный вердикт.

- Тебе все равно не понять подобных чувств, - бурчу под нос, разглядывая снежинки, летающие по воздуху.

Похоже, на каком-то подсознательном уровне моя личность вызывает в нем крайнюю степень раздражения, поэтому в момент перехода до медицинского центра Никандер цепляется в меня мертвейшей хваткой питбуля, готового в любой момент вырвать горло, но пока лишь предупреждающе крепко держит и опасно чиркает клыками возле кожи. 

Подумаешь, пару раз постебалась, а злопамятный запомнил.

Далее он красноречиво отчитывает, проводит бесконечные нотации на тему моей бестолковости, не дисциплинированности, глупости, не соблюдении  распорядка дня, из-за чего я сама поплатилась разбитым лицом и возможно переломанными ребрами. Смысл нотаций таков: я- неизлечимый идиот!  На лестные суждения устало закатываю глаза, кивком головы соглашаюсь с выводами, лишний раз стараюсь не участвовать в беседе, ибо настроение крайне отвратительное.  


- Впредь уходи умирать за стены академии, а здесь в случае твоей кончины мне придется писать длинный и нудный отчет, чего хотелось бы избежать!

На данное громкое заявление не могу смолчать: рот автоматически раскрывается, глаза широко распахиваются и, в целом, прекращаю строить из себя мертвую. Подключаюсь к монологу, превращая его в полноценный диалог:

- Да вы что!? Отчет ему не хочется строчить в случае моей безвременной кончины. Впредь, я, безусловно, постараюсь не умирать перед тобой, дабы, бедный, не замучился с написанием лишних буковок!

Не знаю, правда ли не распознал сарказма, но тему не продолжает до прихода в медицинский корпус.
Уже, находясь там и передвигаясь по полутемному коридору, снова заводит скользкую тему:

- Кто такой Алек, чье имя ты произносил? Я не знаю студента с подобным именем. Имей в виду, приглашать в закрытое учреждение посторонние лица запрещено…

Дальнейшее замечание я слышу сквозь буйный поток крови. Вся кровь бьет в лицо. Я ошеломленно приподнимаю голову и концентрирую внимание на мужских губах, которые двигаются и произносят буквы, затем одно слово. Имя - Алек.

Это хуже унизительной пощечины, больнее удара кулаком, лучше выслушать тысячи нудных нотаций, но нельзя лезть ко мне в душу. Это мое личное никого не касающееся пространство, в котором живет болезненное прошлое. Я имею право на маленький участок мыслей, где мне может быть плохо, паршиво, отвратительно, больно и это никого не касается! Тем более Никандера! 

Меня аж трясет от того, с какой наглостью жестокий камень произносит имя столь прекрасного и душевного мужчины, как Алек. 

Алек был моей частью. Отдельной важной частью, подходящей мне по всем параметрам. Мы полностью дополняли друг друга. Мой характер смягчался благодаря нему. Достаточно было нескольких слов с его стороны и я могла перебороть себя, обдумать ситуацию под другим углом и поступить менее жестко. Он был особенным. Моим человеком.