– Это когда было? – уточнил Вася. – До ВОСР или после?

– Тугой ты, Васятка, – укоризненно глянула поверх очков Настасья Ивановна – с шепелевскими питомцами общалась уже год, могла себе позволить некоторую фамильярность. – Разве такая гадость могла до революции произойти?

– Тимофей Христофорович просил постарше, – напомнил Юра. – Чтобы без коммунистических ревизий и всего такого прочего…

– Ну, тогда ждите полдня. – Настасья Ивановна защеколдила решетку и отправилась в недра своих владений. – Где-то чего-то там такое было – уже и не помню…

Насчет «полдня» и «не помню» Настасья Ивановна кокетничала: более тридцати лет бессменного служения на одном месте и феноменальная память позволяли ей без особого труда ориентироваться в необъятном скопище папок, томов и документов, делая нашу архиваторшу незаменимым человеком как для множества государственных мужей, так и для простых клерков.

– Вот. – Через десять минут на стойку солидно плюхнулась объемная папка из потемневшей от времени серой кожи, на которой примитивным тиснением без краски было выдавлено «Объ калмыкъ». – Первый документ – от семьсот тридцать пятого, последний – девятьсот четырнадцатым. Только предупреждаю, для общего развития здесь – ничегошеньки. Одни документы и переписка. Гражданским шрифтом – четыре документа, остальное – кирилловский полуустав. Да еще такими корявыми почерками – без лупы не разберешься. Шепелев ваш месяц будет глаза ломать.

– Ничего, зато папка толстая, – солидно заявил Юра, расписываясь в трех местах: за получение 73 листов и собственно папки, за ознакомление с правилами хранения и работы с документами и за неразглашение государственной тайны. – Шеф разберется – он у нас любит шарады разгадывать…

Шарады Тимофей Христофорович и вправду любил, но разгадывать их в одиночестве не собирался: недосуг было. Мельком глянув на содержимое папки, он притормозил собиравшуюся было улетучиться парочку, загадочно хмыкнул и, расчленив содержимое на три примерно равные части, распорядился:

– Запереться в своем кабинете, читать, в тезисной форме законспектировать суть, вывести на печать, дать мне. Файлы не сохранять – в одном экземпляре чтоб было. Вперед!

И, выдав каждому по одной части содержимого расчлененной папки, выдворил парочку вон. А сам принялся бегло просматривать ту часть, что оставил себе.

Что там приключилось у Тимофея Христофоровича, Юра с Васей, разумеется, видеть не могли – как и было приказано, они заперлись у себя в кабинете, разложили на столах пожелтевшие от времени бумаги и кинули рубль – кому идти за пивом.

Выпал орел – Юре идти. Юра собрался было, но в этот момент добротная дверь сказочно легко распахнулась от удара могучего плеча, вырвав с мясом стальную накладку с косяка, и в кабинете возник шеф.

Был шеф как бы слегка не в себе: целеустремленная озабоченность комкала его чистый лоб в морщинах, глаза блуждали, а на такую мелочь, как запертая дверь, он вообще не обратил внимания.

– Прочитали? – задал Тимофей Христофорович преглупейший вопрос.

– Икх… Да когда же?! – От изумления старший Юра даже икнул. – Мы… Мы только…

– Ну вот и славно, – непонятно чему обрадовался Тимофей Христофорович и, сграбастав бумаги со столов, спешно направился на выход. – И не надо. Я сам!

– Шиза косит наши ряды, – тихо высказался Вася, проводив шефа удивленным взглядом. – Нельзя так много работать…

Запершись у себя в кабинете, Тимофей Христофорович со вниманием просмотрел все бумаги из папки. То, чего хотел, не нашел и вновь вернулся к отдельно лежавшему листу, обнаруженному им, так сказать, навскидку в той трети документов, которые он первоначально оставил себе.