За двадцать пять лет я ещё никогда не ощущала себя настолько неуверенно с мужчиной. Ничьё присутствие не вызывало во мне нервного напряжения до боли мышц во всём теле. Никто не пробивал на эмоции, потому что по жизни я не эмоционал. А с братом мачехи чувство, будто стою у кратера вулкана, что вот-вот взорвётся.

— Мы просто посидим в ресторане. Пошли, – Воронцов открывает дверцу машины.

В фойе нас встречает вышколенный метрдотель. Немолодой мужчина вежливо здоровается и приглашает пройти к лифту. Втроём мы поднимаемся на последний этаж здания. Когда распахиваются двери, вижу огромную крышу, посередине которой стоит столик, накрытый светлой льняной скатертью. На нём в специальных стаканчиках горят свечи, чтобы их пламя не задул ветер. Рядом - два мягких кресла с тёплыми пледами. На полу расставлены белые резные фонари.

Застываю на месте как вкопанная, обалдев от всего увиденного. Я ожидала чего угодно. Но никак не такого зубодробительного «романтикá». Это же… идеальное свидание. Самое офигенное за всю мою жизнь.

Артём осторожно берёт меня за локоть и подводит к столу. Опускаюсь в кресло, не в силах оторваться от головокружительной панорамы ночной Москвы.

Откуда-то материализуется официант с бутылкой шампанского в серебристом ведёрке со льдом и двумя тонкими фужерами. Парень ловко срывает фольгу с горлышка и откупоривает пробку. Нежно-золотистый напиток красиво пенится в бокале, играет тысячами шаловливых пузырьков. Следом за шампанским на столе появляется блюдо с клубникой и небольшой ёмкостью на ножках, дно которой нагревает горелка. Кажется, это называется «фондюшница». Внутри котелка – растопленный шоколад.

— За прекрасный вечер! И за тебя, Алиса, - Артём поднимает фужер, серьёзно смотрит мне в глаза.

— Спасибо, - единственное, что могу выдавить из себя.

Сделав глоток шампанского, Воронцов накалывает клубнику на специальную длинную вилку и опускает её в шоколад.

— Попробуй, - протягивает мне лакомство.

Хочу забрать у Артёма вилку, но он не отдаёт.

— Так вкуснее, - заговорчески улыбается мужчина.

Приходится есть у него с рук. В прямом смысле этого слова. Можно, конечно, упереться и возмутиться, но не хочется выдавать своё волнение. Если представить, что на месте Воронцова какой-нибудь другой мужчина, то я бы не стала яростно сопротивляться. Молча бы съела клубнику, доказав тем самым, что на меня не действуют подобные провокации.

Под пристальным каре-зелёным взглядом, откусываю кусочек спелой ягоды. Облизываю губы, чтобы они не были испачканы шоколадом. Вбираю в рот оставшуюся часть клубники. Артём не сводит с меня глаз. Слишком откровенно. Слишком эротично.

— Нравится? – севшим голосом спрашивает он.

— Угу. Только я бы предпочла что-нибудь более существенное, - ляпаю, не подумав, чтобы как-то разрядить возникшее напряжение.

Воронцов нажимает на кнопку вызова официанта.

— Хочешь что-то конкретное или попросить меню?

— Да нет, не надо. Я просто так сказала… - бормочу сконфужено.

— На морепродукты нет аллергии? – интересуется мой визави.

— Нет, - отрицательно мотаю головой.

Артём разговаривает с официантом, но я даже не слушаю, что он там заказывает. Мне ужасно стыдно. Получается, я как будто выпросила ужин, на который мужчина не рассчитывал.

Вскоре нам приносят большую тарелку с устрицами. Перламутровые раковины и дольки лимона лежат во льду.

Выглядит это красиво. На вкус – полный отстой. Морщусь и думаю только о том, как бы не выплюнуть склизкую гадость, а заставить себя проглотить. Запиваю большими глотками шампанского. Нет. Этот деликатес совершенно не пригоден для еды. Ну или я не создана для того, чтобы стать гурманом.